Андрей Воронин - Личный досмотр

— Он? — спросил Андрей.

Комбат пожал плечами и жестом предложил смотреть. Подберезский вдруг толкнул локтем и одними глазами указал куда-то влево. Вглядевшись, Борис Иванович увидел остановившийся поодаль знакомый автомобиль, и у него сразу заныли икры ног: эта машина ассоциировалась с бесконечной беготней по темным дворам и подворотням в кромешной темноте.

— Эх, — сказал он и в сердцах ударил кулаком по песку, — неудачно-то как! Взять бы этого кренделя, разобрались бы безо всяких чекистов,.. Может, рискнуть?

Впрочем, рисковать было уже поздно: к остановившемуся составу подкатил неизвестно откуда взявшийся крытый трейлер, из которого посыпались угрюмо-сосредоточенные бородатые люди. Один из них сразу же занял место за рулем уныло мокнувшего поодаль автопогрузчика, а другие уже вовсю трудились, сбивая пломбы с двух товарных вагонов, расположенных в центре состава. Хорошенько поискав глазами, Комбат обнаружил еще три фуры, затаившихся поодаль и ожидавших своей очереди.

— Мать твою, — сказал Подберезский, — ну и наглецы!

Комбат ухмыльнулся в усы. Погрузчик вынимал из вагона стопки сине-белых, с желтыми пятнами ящиков. и отвозил к трейлеру.

— Гляди, Андрюха, — сказал Борис Иванович, — бананы. И чего мы, спрашивается, сюда приперлись?

— Ну, наглецы, — повторил Подберезский.

Работа продвигалась быстро, и, когда на станции появились новые участники праздника, трейлер был загружен почти до верху. Они возникли словно бы ниоткуда, и Комбат уважительно приподнял брови, наблюдая сверху за слаженными, будто бы тщательно отрепетированными, действиями. Половина бородачей умерла сразу, не успев издать ни звука, под точными ударами ножей и монтировок, но эти дети гор тоже были мастерами партизанской войны, и через десять секунд после начала нападения над станцией Москва-Сортировочная прокатился звук первого выстрела.

Человек в линялых джинсах и кожаной куртке, угрожавший пистолетом водителю трейлера, прогнулся, словно собираясь сделать «ласточку», и мешком упал с подножки.

— Началось, — глядеть. сказал Комбат. — Любо-дорого но главное, самому ничего не надо делать, прямо как в кино. Бородатые сыны Кавказа оборонялись стойко, но нападавшие сильно превосходили их числом, и угрюмые бородачи один за другим падали на черную от мазута щебенку. Их противник тоже нес потери, но исход дела, казалось, был ясен: со своего места Комбат отчетливо видел, что порожние трейлеры уже перешли в руки нападающих, а возле вагонов все должно было закончиться в считанные минуты. Наблюдая за ходом перестрелки, Борис Иванович недоумевал: почему медлит ночной знакомый?

Наконец Багор решил, что пора вмешаться, и вышел из машины. Немедленно, как из-под земли, рядом с ним возникло не меньше десятка вооруженных людей. Они неторопливо двинулись к месту перестрелки, и Подберезский, пребывая в состоянии неуместного щенячьего восторга, показал Комбату большой палец: он искренне считал, что чем больше всевозможной сволочи останется здесь, на этой грязной щебенке и испещренных масляными пятнами бетонных шпалах, тем лучше будет климат в родном городе.

Судя по всему, тот, кто управляет людскими судьбами, был в данном случае согласен с бывшим десантником Подберезским: из-за пакгаузов вдруг вылетели четыре иномарки, из которых горохом посыпались автоматчики в штатском. Не теряя понапрасну драгоценного времени, боевики Аркаши внесли свой весомый вклад в начавшую уже было выдыхаться перестрелку, ожесточенно паля во все стороны и совершенно не жалея патронов. Над Москвой-Сортировочной повисла настоящая канонада.

— Это что за дивное явление? — озадаченно спросил Комбат, никак не ожидавший подобного оборота событий.

— Все смешалось в доме Облонских, — доложил ему начитанный Подберезский.

— Тогда пошли, — сказал Комбат, выбираясь из укрытия и нащупывая ногой скобы лестницы, Внизу наперерез ему бросился человек в замасленном оранжевом жилете. В одной руке у «железнодорожника» был пистолет «Макарова», а в другой — резиновая дубинка. Комбат нырнул под безобидно свистнувшую у него над головой дубинку и свалил спецназовца ударом в челюсть. Немедленно на его спину обрушился тяжелый удар. Борис Иванович сказал короткое неприличное слово и обернулся, но второй спецназовец уже лежал на щебенке, а деловитый Подберезский выворачивал из его пальцев пистолет.

— У меня был знакомый, — сказал он Комбату, — так он очень любил ходить на всякие митинги и демонстрации. Ну и, натурально, как-то раз схлопотал «демократизатором» по хребту. Я его потом спрашивал, как ему это понравилось, а он мне и говорит: ничего, мол, терпеть можно, вот только очень хочется бежать. Похоже?