Пётр Разуваев - Русский калибр (сборник)

У каждого дома есть как минимум два входа: парадный и — не парадный. И коль с первым получались неясности, я решил обратиться к старому, проверенному способу и нанести визит с чёрного крыльца. В конце концов, шёл-то я без приглашения.

Дверь нашлась легко. И ленты на ней не было вовсе, более того — она оказалась незапертой. Петли на ощупь показались масляными, и я решил рискнуть. Перехватив клюшку как боевой шест и зажав её под мышкой, я осторожно толкнул дверь, и… Поскольку никакого «и…» за этим не последовало, скользнул внутрь.

В доме было темно, тихо. Спокойно. Замерев посреди комнаты, я стоял, пытаясь как можно глубже уйти в себя, отрешиться от забот тела. В нем сомневаться не приходилось, наработанных рефлексов с избытком хватало на любую критическую ситуацию. То, что я делал, более всего походило на медитацию. Ёсида Коцукэ, который много лет учил меня этому Искусству, называл это «умением знать». Именно знать, а не видеть. Первоначально я учился достигать этого состояния во время наших зимних поездок в буддийский монастырь секты Сато, через медитацию входя в самадхи. Сейчас всё получалось проще и быстрее. И совершенно безотносительно религиозных таинств. Коцукэ-сан всегда считал это умение не более чем боевым навыком, позволяющим видеть шире, чем твой противник. А значит — сражаться удачнее и жить дольше. Что сейчас мне и требовалось.

В доме кто-то был. Даже отбросив в сторону все сверхчувственные стороны восприятия, я был в этом убеждён. Синьор Марсано не курил, это я заметил ещё во время нашего обеда, да и в доме не было застарелого запаха табака. Но лёгкий, едва заметный запах всё же присутствовал. Так пахнет одежда заядлого курильщика, стоящего в соседней комнате.

Я не зря рассчитывал на своё тело. Оно действительно всё сделало само. Вспышка света от его фонаря, резкий окрик практически совпали с моим движением. Клюшка для гольфа почти в два раза увеличивает длину руки, а стальная загогулина на её конце позволяет бить, не думая о последствиях. Его рука уже была сломана, когда он нажимал на спусковой крючок. Выстрел, пистолет летит в угол, стрелявший со стоном падает на колени, и в прыжке я вновь достаю его клюшкой, на этот раз уже по голове. Он больше не стонет. Громкий топот, приближающийся по коридору, я слышал ещё долю секунды назад, и мне вполне хватает времени, чтобы выдернуть из кобуры пистолет и выстрелить сквозь дверь в невидимого противника. За дверью всё затихает, а затем слышится звук рухнувшего на пол тела. Я снова стреляю, в этот раз — на звук. И в доме воцаряется тишина. Пожалуй, даже гробовая тишина, в буквальном смысле этого слова. Всё. Можно взять с полки пирожок.

К сожалению, в плен брать мне было некого. Два удара клюшкой оказались средством не менее эффективным, чем две пули из пистолета. «Никогда не бери в руки пистолет, если не собираешься стрелять. И никогда не стреляй, если не собираешься убивать», — как-то так это звучит. Они первыми начали.

Понять что-либо о жизни покойных мне не удалось. Только перемазался весь, пока их обыскивал. Единственное, что я смог выяснить, что оба они вряд ли были итальянцами. Скорее уж французы. Какой итальянец будет носить с собой французский нож «Opinel»? Документов у них не было, а пистолет оказался австрийским «Glock 26». Анонимные интернационалисты. Короче, дело ясное, что дело тёмное.

Дом обыскивать я не стал. Было понятно, что его успели внимательно осмотреть до меня. Самым умным я себя отнюдь не считал, и то, что не смогли найти мои предшественники, имея массу времени и желания, я и подавно ни за что бы не нашёл. А всё, что мне было нужно, надёжно спрятано в подвале. Даже искать не надо, я и так знаю, где тайник. «Справа от лестницы. Десятый кирпич снизу. Нажать». Так я и поступил.

В небольшом жёстком чемодане лежал автомат «Узи» с двумя магазинами, любимая «Беретта 92F», маленький приборчик, с помощью которого можно было засечь большинство не самых сложных «клопов», и два комплекта документов. Один на имя Дианы Грае, гражданки Канады, а вот во втором чехле… Там я обнаружил все документы Андре Дюпре. Подлинные. Я лично отправлял их из Амстердама отцу, с людьми, которым на сто процентов доверял. И какого, спрашивается, чёрта, они теперь здесь делают? Что за игры затеяли эти два… деятеля? Почему отец передал документы Стрекалову? Ничего не понимаю. Вот ведь сволочи…

От сидения в подвале и сквернословия смысла в этой ситуации не прибавлялось ни на йоту. Опечатанный полицией дом, два трупа наверху, Даша, оставленная на произвол разгулявшегося самца Джорджио, — нет, пора было прощаться. Уничтожив все следы своего пребывания, я выбрался из подвала и, захватив по дороге клюшку, покинул этот далеко не самый гостеприимный дом.