Пётр Разуваев - Русский калибр (сборник)

— Серьёзно? Вам — моя помощь? Как здорово! — сгорая от энтузиазма, восхищённо воскликнул я. — Вот только… Почему вы решили, что я — это я? И что я могу вам оказать какую-то помощь? А самое главное — с чего вы взяли, что я горю желанием помогать очень красивой, но совершенно незнакомой женщине?

Она поморщилась. Очевидно, разговор пошёл не совсем так, как ей это представлялось. В очередной раз окутав меня волшебным взглядом своих глаз, синьорина произнесла:

— Вас случайно узнал один мой… знакомый. Скажем так. Фамилия Дюпре известна далеко за пределами Франции. А связав появление Андре Дюпре, о котором мой знакомый слышал много странного и интересного, с некоторыми событиями из миланской жизни, я решила, что мы вполне можем сотрудничать. Ведь, насколько я понимаю, вы здесь не случайно?

— Абсолютно случайно, — заверил я. — Вы что-то говорили о новостях из миланской жизни? Продолжайте, прошу вас. Это очень интересно.

Она резко поставила бокал и встала. Порывисто прошлась по комнате. Остановилась, развернулась на месте и буквально-таки вперила в меня огненный взгляд. Но увы… Я уже окреп, пообвыкся, и все эти штучки совершенно перестали меня занимать. Вот, если она попробует упасть в обморок, тогда другое дело. Никогда не видел, чтобы женщины, подобные госпоже Бономи, падали без чувств. Разве что — в кино. Наверное, в реале это смотрится ещё забавнее.

Она всё поняла. Паола Бономи была не только очень красивой женщиной. При этом она умудрялась оставаться женщиной очень умной и своими внешними данными пользовалась лишь тогда, когда считала противника недостойным серьёзной схватки. Это я, правда, узнал гораздо позже.

— Хорошо, — «штурм и натиск» исчезли без следа. Присев в кресло и небрежно закинув ногу на ногу, она закурила длинную сигарету. — Признаться, я тоже не люблю вести дела… так . Поговорим спокойно, — она ослепительно улыбнулась. — По-мужски. Да?

Я кивнул. От обольстительной девицы не осталось и следа. Передо мной сидела хладнокровная, умная, хитрая и по-прежнему очень красивая — хищница.

— Вряд ли вы знали моего отца, месье Дюпре. Хотя… Витторио Данци? Вам ни о чём не говорит это имя?

Щёлк! Словно что-то переключилось в моей голове. Это имя я знал. Нет, с самим доном Витторио я, естественно, был незнаком. Но несколько лет назад в какой-то жёлтой газете мне попалась статья. В ней довольно бойко описывались события, произошедшие после его внезапного самоубийства в одной из римских тюрем. Юная дочь синьора Данци железной рукой собрала воедино начавшую было расползаться империю отца. «Крёстного отца», потому что дон Витторио являлся едва ли не центральной фигурой в теневой экономике Италии. Наследница сумела даже кое в чём превзойти папочку, подмяв под свой контроль несколько более мелких группировок и физически устранив большинство конкурентов. И вот эта милая дочурка сидит напротив меня и рассуждает о каких-то наших с ней общих интересах. Да, господа, жизнь — предельно забавная штука. Я сидел с совершенно невозмутимым лицом, ничем не выдавая внезапного озарения. Она продолжила:

— Не говорит… простите, месье Дюпре, я вам не верю. Но это неважно. Мы друг друга понимаем, это главное, — она аккуратно затушила сигарету. — В начале этого года я провела одну очень крупную финансовую операцию. Были вложены большие деньги. Всё прошло успешно. Для проведения данной сделки я воспользовалась услугами моего старого и доброго знакомого. Естественно, что все детали были известны не только мне, но и ему. Мы вполне друг другу доверяли, но… Вмешалась третья сила. Моим поверенным внезапно заинтересовались американцы, — она немного помолчала, а затем произнесла жёстко и коротко, как приговор: — Американцы из ЦРУ. Я не знаю, что им нужно от него. Но я точно знаю, что, если хотя бы малая часть той информации, которой он располагает, станет достоянием гласности… В Италии произойдёт чересчур много изменений. Нежелательных изменений. Вы понимаете?

Я кивнул. Призрачно всё. В этом мире бушующем. На возможные изменения в Италии мне было глубоко плевать. Но… я догадался, как зовут её «старого и доброго знакомого». Возможно, мы и найдем в этой куче дерьма что-нибудь родное нам обоим. Очень возможно.

— Простите, мадемуазель Бономи, но мне по-прежнему неясно, какое отношение к вашим трудностям имеет ваш покорный слуга, — вальяжно развалившись в кресле, я изо всех сил демонстрировал, насколько далеко и надолго готов послать свою визави.