Пётр Разуваев - Русский калибр (сборник)

Выстрелы мгновенно стихли. Послышались чёткие, уверенные шаги, гулко раздававшиеся в огромном пустом помещении. Фатима шла медленно, и её тонкие каблуки, словно гвозди, били в гладкий бетон. Не выдержав, я выглянул из своего укрытия. Фатима стояла метрах в десяти от нас. Спокойно заложив руки за спину, она вглядывалась в длинный строй медицинских машин, которые теперь превратились в смертельное оружие. Эта Фатима не носила очки, она не куталась в длинное чёрное полупальто-полуплатье и не теребила тонкими пальцами края своего платка. Строгий деловой костюм, светлый плащ, гладко зачёсанные назад волосы, спокойствие и уверенность во всём.

— Андре? — не то приглашение, не то — вопрос. Ни единой эмоции не было в её голосе.

— Да, — коротко ответил я.

— Я не верила, что ты сможешь… — задумчиво сказала Фатима. Помолчав, она неожиданно закончила: — Но я рада, что смог именно ты. Поверь, я не желала твоей смерти. Так было нужно.

— Чего ты хочешь? — спросил я тихо. — Мне всё равно, но здесь есть ещё один человек, она ранена…

— Это неважно, — невозмутимо ответила Фатима. — Теперь это неважно. Мы сейчас уйдём, и ты можешь вызвать полицию. Надеюсь, твоей спутнице повезёт.

— Ты оставляешь всё… это? — Я не мог поверить своим ушам. — Просто уйдёшь?

— Да, Андре, — Фатима безразлично улыбнулась. — Всё это — прошлое. Воля Аллаха уже свершилась.

— Я не понимаю, — признался я.

— В твоём досье указано, что ты не читаешь газет, — спокойно заметила Фатима. — Но сегодняшние газеты тебе всё же стоит прочесть. Возьми, я оставляю тебе свою.

Её рука вынырнула из-за спины, что-то белое мелькнуло в воздухе, и на пол между нами упала сложенная вдвое «Либерасьон».

— Прощай, Андре, — тихо сказала Фатима, и мне почудилось, что в ее голосе мелькнуло слабое подобие какого-то чувства. Сожаление? Досада? Грусть? Или всё это вместе? Едва слышно она закончила: — Жаль, что всё так… Впрочем, это тоже — неважно. Прощай, Андре.

Развернувшись, она быстро зашагала к выходу. Короткая команда, и несколько вооружённых людей, всё это время настороженно наблюдавших за происходящим, по одному покинули ангар. Прежде чем закрыть за собой дверь, последний из них качнул в мою сторону стволом автоматической винтовки и с досадой плюнул на пол. Я хорошо понимал его чувства. Невыносимо обидно выпускать победу из рук.

Мой пистолет лежал на полу, совсем рядом с газетой, которую оставила Фатима, и я случайно заметил броский заголовок, напечатанный на первой полосе. Заинтересовавшись, я поднял газету с пола. « Решение принято» — этот заголовок нельзя было не заметить. Страны Североатлантического альянса отказываются от дальнейших переговоров с правительством Милошевича. Войска НАТО приведены в боевую готовность. Бомбардировки Югославии начнутся в самые ближайшие часы.

Сидя между рядами никому не нужных автомобилей, начинённых взрывчаткой, я всматривался в бледное лицо девушки, которую любил, сжимал в кулаке газету и не понимал, никак не мог понять — плакать мне хотелось или смеяться?

Над Парижем сгущалась ночь. На улице это было не так заметно — горели яркие фонари, и ночная мгла пугливо пряталась под кронами деревьев, убегала в тёмные окна домов, скрываясь там, где некому было включить свет. Вязкая темнота наполняла кабинет, пряча в себе очертания книжных шкафов, письменного стола, дивана, укутывая меня своим покрывалом. Ночь принесла с собой успокоение, и, сидя у окна в глубоком кресле, я слой за слоем избавлялся от твёрдой брони, сковывавшей мою душу.

Победа вырвалась из моих рук. Я сделал всё, что должен был сделать, и всё равно проиграл, потому что невозможно выиграть у того, кто лишён Имени. Абу аль-Хауль сегодня утратил маску, но война в Югославии всё равно началась.

Только что мне звонил отец. Впервые за последние два года я услышал его спокойный, чуточку хрипловатый голос.

— Здравствуй, Андре, — сказал он так, словно мы расстались с ним вчера.

— Здравствуй, отец, — ответил я, чуть помедлив. — Сожалею. Мне не удалось помочь тебе.

— О чём ты? — удивился он. — Насколько я знаю, сегодня ты стал героем.

— Я читал газеты. Решение принято. Лорд Гренвилл и ты… Вы проиграли.

— Проиграли? А, ты о Югославии… Это уже не имеет значения. Всё изменилось, Андре. Ты сделал то, что необходимо было сделать.

— Не имеет значения… — тихо повторил я. — Морские глубины успокоились на время?

— Ты по-прежнему любишь говорить загадками, — я знал, что сейчас отец недовольно морщится. — Впрочем, это неважно. Я звоню, чтобы поздравить тебя. Сегодня мы говорили с лордом Литтоном… Он весьма доволен решением своей дочери.