У меня теперь было дело. На прощание Стрекалов вновь задал свой вопрос, и я, не раздумывая, ответил ему. Этот ответ предназначался им всем — Стрекалову, Чарльзу, отцу… Всем этим людям я говорил — да. Я найду Абу аль-Хауля. Но не потому, что этого хочется европейцам. Не потому, что это поможет предотвратить войну в Югославии, и даже не потому, что это нужно России. Я найду и убью эту сволочь потому, что из-за него погиб человек, который был мне дорог.
Наверное, я устроен как-то не так. Создавая меня, Весёлые Боги позабыли оставить в своём творении место для идеалов, заколотили гвоздями тот чердачок, где у всех нормальных людей должны храниться твёрдые убеждения и вера во что-то высокое, чистое, нужное всем, кроме тебя самого. Я жил так, как жилось, дрался за то, что считал правильным, и не желал слушать людей, точно знающих дорогу в светлое будущее, если они зазывали идти туда вместе с ними. Слишком часто среди таких «провожатых» встречаются дураки или подлецы. Знаешь дорогу — иди сам. А когда вернёшься, расскажи другим и не забудь прихватить с собой сорок хлебов и корзинку с рыбой, чтобы не быть голословным. Лишь пастухам нужно стадо, нормальным людям достаточно спутников, чтобы разделить с ними поровну тяготы странствий.
Эта мысль поразила меня. Кажется, я даже остановился на полушаге, остановился слишком резко, толкнув кого-то, или же кто-то толкнул меня… Машинально пробормотав слова извинения, я продолжал невидящим взглядом всматриваться в витрину, даже не осознавая, что именно вижу перед собой… Наконец-то я понял, кем являлся для меня погибший майор. Дмитриев был моим спутником, человеком, с которым мы шли бок о бок по дороге жизни, делили хлеб, вино, друзей и врагов. Перед нами было добро — и мы делились этим добром друг с другом. Со злом — боролись, подставляя спутнику плечо тогда, когда оно было необходимо ему больше всего. Но в этот раз, помогая мне, Дмитриев погиб.
Люди, убившие его и других сотрудников службы Рихо, совершили ошибку. Хитрый эстонец ожидал неприятностей и сумел обвести боевиков из организации «Мухаджиры» вокруг пальца. Нападавшие были убеждены, что в одном из трёх бронированных автомобилей, отъехавших глубокой ночью от дома в Хайгейт, находится Андре Дюпре, в целях безопасности отплывающий во Францию на яхте, зафрахтованной корпорацией Дюпре. Именно на это и рассчитывал Рихо, когда приказал вывести одного из своих людей из дома под прикрытием специальных пуленепробиваемых экранов. Те, кто следили в ту ночь за домом, имели все основания полагать, что этим человеком был я. Засада в порту была устроена профессионально, боевики вели огонь из гранатомётов и автоматического оружия, и противопоставить им было нечего. В результате шестеро наших людей, включая майора Дмитриева, погибли, а Рихо, последним выпрыгнувший из автомобиля, получил четыре пули в грудь и ещё три — в ноги. От смерти его спас бронежилет, но правое колено оказалось раздроблено, и теперь от его былой подвижности останутся лишь горькие воспоминания.
Англичане, раздосадованные этой бойней, поставили исламистскую организацию «Мухаджиры» вне закона, объявив её членам войну по всем правилам. Но кому это могло помочь сейчас? Мне? Рихо? Какое дело теперь до этого Дмитриеву и тем пятерым, чьих имён я даже не знал?
Высокая и грязная политика, проблемы косоваров, случайная смерть бывшей принцессы Уэльской и политическое убийство Доди аль-Файеда, интересы отца, нужды России, сволочи ли американцы — какая разница? Я нечаянно, против своей воли погрузился в морскую пучину, где страшные чудовища пожирали друг друга, ведомые своими, им одним понятными мотивами и инстинктами. Мне не было дела до причин их вражды, и я наверное знал лишь одно — вся эта подводная, глубинная, мерзкая и противоестественная жизнь породила круги на поверхности воды, на той самой водной глади, где я и миллиарды других людей пытались просто жить и давать жить другим. Обитатели глубин породили волну, унесшую жизнь близкого мне человека, и это перевешивало для меня все возможные причины и последствия.
— Ты понимаешь, чем это может обернуться? — тихо спросил Стрекалов, услышав моё яростное — «да».
— Ваш косноязычный президент станет европейским миротворцем, — в сердцах ответил я.
— Да не для президента, дурья твоя башка, — сердито отмахнулся он. — Лично для тебя? Пятьдесят на пятьдесят — это правило здесь не работает. Ставки в этой игре таковы, что выиграть в ней — подобно смерти. Есть совершенно реальные и очень могущественные люди, которые зарабатывают на косовском кризисе многие миллионы долларов. Ты собираешься разрушить их планы и думаешь, что они тебе это простят?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу