Пётр Разуваев - Русский калибр (сборник)

— Я имела в виду вот это, — тихо сказал Жюли, прижимаясь ко мне. У неё были мягкие, нежные губы, и, целуясь, она зачем-то закрывала глаза. На всякий случай я тоже зажмурился. Вдруг теперь так принято?

— Дева Мария, — вздохнула девушка, когда наши губы потеряли друг друга, — да сними же ты эти дурацкие очки!

К сожалению, нашими благими намерениями мостят пути в самые разные стороны. Кроме той, куда вы, собственно говоря, собирались отправиться. Рядом с моей машиной стоял уже знакомый синий микроавтобус, а по тротуару нервно расхаживал злобный и непреклонный Жан-Луи Дорман. Завидев нас, он остановился, засунул руки глубоко в карманы плаща, чуть склонил голову и замер, напоминая разъярённого быка, готового к атаке.

— Всё, сдаюсь, сдаюсь, — испуганно объявил я, приподнимая руки. — Никакой корриды.

— Какая, к дьяволу, коррида?! — взорвался Дорман. — Что вы вытворяете?! Дюпре, я же вам ясно сказал — всё отменяется!

— Да? — удивился я. — А-а! Это, по-видимому, тогда, когда вы не смогли до меня дозвониться?

— Не валяйте дурака, — уже более миролюбиво буркнул Дорман. — За кого вы меня принимаете? Всё вы прекрасно слышали, но всё равно поступили по-своему. Вы упрямец, Дюпре.

— Мне уже говорили об этом, — кивнул я. — Почему отменили операцию?

— Понятия не имею, — пожал плечами Дорман. Тут он словно впервые заметил стоявшую рядом со мной Жюли. Глаза его удивлённо расширились. — А вы почему здесь, мадемуазель? Я же ясно сказал: после завершения операции все сотрудники отдела встречаются в офисе. Ждите меня в машине.

— Но, господин капитан… — На скорбное лицо Жюли нельзя было смотреть без жалости. Она растерянно взглянула на меня, словно ища поддержки. В ответ я чуть заметно пожал плечами. Дорман по-прежнему оставался её шефом, и тут я был бессилен.

— В машине, мадемуазель, а не здесь, — раздельно повторил Дорман. И Жюли, склонив голову и опустив плечи, медленно двинулась в сторону микроавтобуса. Проводив её взглядом, Дорман зло сплюнул:

— Кающаяся грешница, клянусь Богом!

— Напрасно вы так, — осторожно сказал я. И получил в ответ вызывающий взгляд Дормана. Фыркнув, он сердито ответил:

— К сожалению, вам я приказывать не могу. Что же касается мадемуазель Жюли… Прежде всего, она офицер разведки. Если вам некуда пристроить вашего друга в штанах, могу дать несколько адресов. А впрочем, это ваши проблемы. Меня интересует только одно: вы совершенно уверены…

— Да, — твёрдо ответил я. — Я абсолютно уверен в том, что Робер Сиретт и Абу аль-Хауль — разные люди. И готов отвечать за свои слова.

— Но почему? Откуда у вас такая уверенность? — Похоже, Дорману нелегко было смириться с провалом версии, над которой он столько работал. Я тяжело вздохнул.

— Вы опытный человек, Дорман. Офицер. Наверное, служили в армии, да? По степени своей подготовки вы в несколько раз превосходите обычного гражданина, не так ли? Смотрите внимательно, капитан…

Одно молниеносное движение, и в моей ладони, раскрытой перед его лицом, лежат три пуговицы, только что сорванные с его плаща.

— Видите? С той же лёгкостью я мог бы сломать вам руку. Человек, которого вы считаете Абу аль-Хаулем, способен проделать то же самое. А Робер Сиретт не сможет этого, даже если ему очень захочется. Теперь понимаете?

— Думаю, что — да, — медленно произнёс Дорман, задумчиво рассматривая пуговицы, которые перекочевали в его ладонь. — Вы очень… убедительны в своих доводах.

— В таком случае желаю вам счастливой охоты. Не обижайте Жюли, Дорман, в ней что-то есть, — кивнув ему на прощание, я неторопливо направился к застоявшемуся в ожидании «Порше».

— Мы ещё увидимся с вами, Дюпре, — мягко сказал мне вслед Дорман. В его словах не было даже намёка на угрозу. Спокойная уверенность, ничего более.

— Вряд ли, — ответил я, не оборачиваясь. Как и богиня Тихе, я всегда честно соблюдал условия сделки. Вы просили опознать Сиретта? Я это сделал. Так что теперь, господа, будьте любезны оставить меня в покое.

Всю первую половину следующего дня я провёл в зале для тренировок, через пот выгоняя немалое количество виски, которое было выпито за последние несколько дней. Разминка, ката, макивара, боевой шест и наконец — меч. Лишь добившись полного единства катаны и шото , слившихся в одно целое с моим телом, я разрешил себе остановиться. Наскоро приняв душ и позавтракав, я позвонил вниз, консьержу. Личных посланий сегодня получено не было, а все газеты я настоятельно посоветовал выкинуть в помойку. Электронная почта также решила воздержаться от неприятных сюрпризов, погода в этот день стояла просто отменная, и, наслаждаясь чашечкой кофе в кресле у окна, я окончательно уверовал в то, что чёрная полоса моей жизни наконец-то закончилась. Самое время было подумать о повседневных делах. Например, о башмаках и сургуче, капусте, королях… Да мало ли дел может найтись у джентльмена, который пытается себя хоть чем-нибудь занять?