Илья Рясной - Бугор

Михалыч едва заметно нахмурился. Похоже, от накативших воспоминании. Конечно, возил. И Михалычу об этом известно. Все проводники что-то возят. Года два назад проводили масштабную операцию «Антиквариат» по северо-западу, так наша милиция с представителями таможенного комитета из Москвы заглянули в вагон-ресторан и ошалели — он был весь забит памперсами — не на одну сотню тысяч долларов.

— Ну тогда начнем, — сказал Васин. Стружевский кинул на него резкий взгляд. Видно было, что проводник понял — весь этот народ тут неспроста.

— Что вам показать? — совершенно спокойно произнес он. Ни мускул не дрогнул.

— Все, Виктор Афанасьевич, — сказал Васин. — Лучше выдайте добровольно.

— Добровольно выдать что? — спросил он меня.

— Предметы контрабанды, которых у вас здесь в избытке.

— Эх, господин, не знаю, кто вы. Если бы у меня что-то было в избытке, я бы не катался на этом поезде за жалкую зарплату. Ищите… — он усмехнулся. — Только побыстрее. Простой поезда представляете сколько стоит в валюте?

— Пока не представляю, — признался Васин. Проводник знал, что вся эта комедия — до следующей станции. Там обычно погранцы и таможенники выходят, и дальше — чужая территория. Задерживать поезд никто не станет.

— Что вам показать? — Стружевский достал чемодан сверху. — Вот, полный набор контрабанды, — он извлек из чемодана пару рубашек, нижнее белье и четыре банки икры. — Вот, главная контрабанда. Икорка. Можете сразу в наручники! — все-таки он начинал нервничать, видя полное отсутствие нашей реакции. Хотел сказать что-то еще, но сдержался.

Тут появился второй проводник и по-хозяйски осведомился:

— Что тут?

— Контрабанду ищут, — криво улыбнулся Стружевский.

Второй проводник деланно захихикал.

С таможенниками мы осмотрели места, где обычно прячут контрабанду.

— Ничего, — с таким видом, будто наелся лимонов, заявил старший оперативной группы ФСБ.

— Надо отправлять поезд, — сказал таможенник Михалыч. — Время на таможенный досмотр вышло.

— Мы не можем выпускать поезд. Не можем — сказал я. — Вещи здесь.

— Где? — нервно осведомился фээсбэшник.

— Здесь! — Я постучал кулаком по стене поезда. — Или там! — Я махнул рукой.

В Москве служба наружного наблюдения проводила Стружевского до вагона. Тот был со своим приятелем — с тем самым, с которым говорили о «первом верблюде». На горб этого железного «верблюда» они и взгромоздили три объемистые сумки. Когда этот приятель Стружевского выходил из вагона сумка у него была только одна, набитая чем-то мягким — там скорее всего были две другие сумки.

— Тут столько закутков. Можем год искать, — сказал московский таможенник.

— Значит, будем искать год, — зло кинул я.

— А поезд тут будет год стоять? — спросил Михалыч.

— Будем решать, — сказал я. — А сейчас перекур… Мы с Васиным, московским таможенником и фээсбэшником вышли перевести дух около вагона. Тут на нас набросились начальник поезда и железнодорожное начальство. Какой-то шишкарь в форменном кителе — в железнодорожных знаках различия я разбираюсь туго, но, кажется, чин немаленький, толковал что-то о том, что мы ответим.

— Вы представляете, что вы делаете? — орал он на меня.

— Потише, уважаемый. От вашего крика птицы дохнут, — гаркнул я на него в ответ.

Он разинул рот. Хотел что-то сказать. Но я улыбнулся ему с предельной наглостью, на которую способен (а тут способен я на многое), и произнес с угрозой

— Тише… Пожалуйста…

Он отскочил от меня как от прокаженного, покосился боязливо и ушел в сторону, прикрикивая на своих подчиненных и разоряясь насчет того, что так не оставит и позвонит сейчас Голубеву, и тогда всем…

— Кто такой Голубев? — спросил я.

— Замминистра путей сообщения. Он сейчас в Питере, пояснил московский таможенник. — Ну, что делать-то?

— А ничего, — сказал я. — Вагон отцеплять. Людей в другой пересаживать.

— Это серьезно, — покачал головой таможенник.

— А мы люди серьезные, — сказал Васин.

— И по шапке нам дадут тоже со всей серьезностью, — неожиданно весело произнес фээсбэшник. — Отцепляем…

Думать о том, что будет, если мы ничего не найдем, не хотелось. Наша оперативная комбинация и так уже влетала железной дороге в копеечку…

После горячего скандала с железнодорожниками, обильно подпорченного угрозами и матюгами, мы все-таки добились, что вагон отцепили и отогнали в депо. Поезд уехал. А проводники остались.

Стружевский постепенно утрачивал свое спокойствие. Он стоял и курил сигареты одну за другой, пряча руки в карманах, чтобы не видели, как они трясутся.