Илья Рясной - Ночь длинных ножей

— А ты Хромого часто встречал?

— Раза два. Он меня приказал бить палками.

— За что?

— Автомат нечищенный был.

— Больно били?

— Больно… Хромого люди не любили.

— За то, что палками бить приказывал?

— Он жадный.

— Зарплату зажимал?

— Он доллар печатал. И людям фальшивый доллар платил. Все больше фальшивыми платил с каждым днем. Люди поняли, что доллар фальшивый. Недовольны были.

— А Синякина, не знаешь такого?

— Синяка? Видел один раз. Хан его не любил. Говорил, что он, что бы ни делал, все равно останется русским бараном и никогда не сможет называться чеченцем. У них из-за этого вышел скандал. Синяк стрелял в Хана.

— Так, — Алейников постучал пальцами по столу… — Покажешь Хана, дом, где он оружие хранит?

— Покажу.

Алейников не раз слышал про «ночь святых ножей». Боевики все еще надеются, что она придет. Они мечтают, как в девяносто шестом, захватить Грозный и поставить федералов на колени. Не дождутся. Уже нет у них былых сил, средств, возможностей. И время играет против них — с каждым днем все меньше желающих подставлять свою голову, да и деньги боевикам-чеченам платят все больше фальшивые, настоящие доллары уходят на оплату арабов, пакистанцев, украинцев и других иностранных братьев. Да и в республике приходят постепенно к власти достаточно серьезные люди, которые прекрасно чувствуют себя в новой обстановке, их благосостояние зависит от крепости позиций России, и беспредел, царящий вокруг, им далеко не на руку. Не будет «ночи святых ножей». Будет дальше продолжаться изнурительная «фугасная война» и мелкий террор.

С утра пришла шифротелеграмма — Алейникова вызывали на завтра в Управление в Гудермес. В четырнадцать часов совещание у заместителя министра внутренних дел Галкина, известного своим крутым нравом и богатым набором нецензурных выражений. Понятно, речь пойдет об американце. Легко представить, какой сыр-бор разгорелся в Ханкале и Москве по поводу захваченного янки. Обсуждают — менять или не менять. И всем понятно, что обмен состоится.

Алейников вызвал Мелкого брата и сказал:

— Завтра поедешь со мной в Гудермес. Проветришься.

— Есть… Лев Владимирович, у меня просьба. Рапорт. Хочу остаться еще на три месяца.

— Не навоевался?

— Война и есть война… Мне лучше здесь, чем там.

— Чего так?

— А что. Гитару привез. Кошка здесь… Жить-то мне все равно негде. Квартиры нет. Может, если боевые закроют, подзаработаю денег. Хоть халупу какую куплю.

— Боевые практически уже не платят.

— Все равно выгоднее. Дома — зубы на полку. Зарплаты еле хватает, чтобы квартиру оплачивать. На две тысячи рублей в месяц не разгуляешься.

— Понятно, — Алейников усмехнулся горько. — А что у тебя с женой?

— Да разошлись уже полгода назад.

— Что, не понимает тебя?

— Надоело мне слушать, что ее одноклассник Леха жене купил «Жигули», а подружке хахаль каждый день цветы дарит, и только моя благоверная, бедная, мужа днями и ночами не видит и в нищете прозябает… А тут еще эти духи.

— Что за духи?

— Гризли знает. Эротический гигант. Девок у него — вагон. Ну, поделился однажды. Жена моя эти поганые французские духи и учуяла. Не помогли разъяснения, что мы ночью оперативные мероприятия по шлюшьим притонам проводили.

— А почему не помогли?

— Да та дура к моей белой рубашке на спине губами в помаде приложилась…

— И что?

— Развод. Вон из ее квартиры… Здравствуй, родная Чечня.

— И что, жить здесь будешь?

— А что? — пожал плечами Мелкий брат. — Если бы квартиру пообещали, я бы и на три года остался…

— И не страшно?

— Смерти только дураки не боятся… Но я привык, что она рядом. И знаю, что с ней рядом можно жить долго.

— Понятно…

— Ну так подпишете?

— Подпишу, рэйнджер, — усмехнулся Алейников.

До Гудермеса легче добраться через Хасавюрт, что в Дагестане. Есть дорога через Шервудский лес, но там гораздо опаснее. Два дня назад опять был подрыв. Синякинские минеры никак не успокоятся…

Неделю назад был издан приказ по группировке — в связи с участившимися терактами передвигаться в составе не менее трех машин. Алейников, Мелкий брат и командир группы омоновцев сидели в «уазике» криминальной милиции, следом прилепилась омоновская «Нива» и еще один «уазик» — это группа огневого прикрытия. В «Ниве» так же уютно устроился мальчишка-боевик, которого Алейников решил забросить в Таргунский ВОВД, чтобы там поработали с ним и по возможности реализовали информацию.