Валерий Горшков - Реаниматор

Все-таки прослушивание телефона недруга — замечательная штука! Даже незначительные в «мирное» время мелочи, вроде договоренности о встрече с лидером дружественной группировки или невинного звонка любовнице на предмет приезда на ночной чаек, в «военных» условиях способны быстро склонить чашу весов в сторону физически более слабого противника, прочно усвоившего поговорку про преимущество сотни друзей над сотней, стыдно сказать, рублей. Особенно если в числе этих самых друзей есть влиятельные офицеры ФСБ.

И пока более суток не спавший Мальцев снимал полученный после гибели своих пацанов в Озерках и многочасовой беседы с операми стресс, двигая тазом на хате у любовницы, у Тихого и Бульдога, осведомленных о временном раскладе и местопребывании авторитета, была прорва времени на подготовку снайперского выстрела. Поэтому не удивительно, что в решающий момент дедушка и начальник его гвардии находились в непосредственной близости от старинного купеческого дома, расположенного напротив квартиры соперника, и могли лично наблюдать за судорогами смертельно напуганного покушением Мальцева.

— Гляди, гляди, что вытворяет! Вот клоун! — глумливо кривился Тихий, хлопая ладонями по тощим коленкам. Старик и его верный пес Клычков вот уже третий час, развалясь в плетеных креслах и попивая кофе, дежурили в маленьком уютном кафе «Аргентина», на первом этаже того самого дома, с крыши которого работал морпех.

— Весело ему сейчас, — ухмыльнулся Бульдог и посмотрел на часы. Без двадцати восемь. — Думаю, Степаныч, минут через сорок пять можно звонить. На Сашку к тому времени страшно смотреть будет... Нет ничего более пугающего, чем неизвестность. Сообразит, курва, всосет тему — не просто так ему снайпер гадость впрыснул вместо обычной пули промеж глаз. Значит, смерть его ожидает ужасная и мучительная. Может и обхезаться, бедолага...

— Знаешь, Паша... — проводив взглядом умчавшийся кортеж Мальцева и опустив край атласной шторы, Тихий не спеша допил миндальный капуччино, вставил в рот трубку, пыхнул дымком и только затем договорил: — Еще никогда в жизни я не получал такого кайфа, как в эти несколько минут. Даже когда мы с Гуцулом, в шестьдесят восьмом, на армейском грузовике вертухайскую вышку протаранили, и то не такой кайф испытал! Веришь?!

— А... — слегка смутился Бульдог, — когда дочка родилась, Степаныч?

Иногда, тонко ловя момент, начальник гвардии мог позволить себе в общении с шефом легкое панибратство.

— Так это ж совсем другое, — отмахнулся Тихий. — Ты хрен с яйцами не путай!

— А я вот, помнится, когда на УЗИ, за месяц до Светкиных родов, узнал, что пацан будет, так чуть крышей не тронулся. Я же казак, последний мужик в нашем роду. Раньше, при царе, таким на ухо серьгу вешали, чтобы в армию не брали и в пьяной драке до смерти не покалечили. Берегли фамилию.

Бульдог извлек из кобуры пистолет и, проверив обойму, спрятал назад. К его привычке — в моменты сильного нервного напряжения беспрестанно проверять готовность оружия — давно привыкли не только старик, но и все боевики группировки.

— Род, фами-илия! У моего брательника младшого, Генки, если хошь знать, аж трое сыновей. И что?! — скривился Тихий. — Одного еще по пацанке на перо посадили за длинный язык, другие всю жизнь по тюрьмам, аки папаня наш, царствие ему небесное... Так пусть хотя бы в авторитете ходили, засранцы! Мужичье одно, терпилы... Одно слово — дурная кровь. Так что не нужно мне такого продолжения рода. Какая разница, какую фамилию будут носить мои внуки? Лишь бы толк вышел. А у Аленки моей золотой дураков да на рожу кривых просто быть не может. Вот подрастет чуток, подберу ей нормального парня, пока то да се — глядишь, уже дама!

От взгляда Клычкова не ускользнула вдруг залегшая под глазами Тихого тень.

— Это без оговорок, Степаныч, — быстро кивнул Бульдог. — Девушка она — высший класс! Не только глаза, но и сердце радуется. — И, помолчав, добавил: — Да уж, устроила она шороху. А с другой стороны, грешно говорить, но если бы не эти уроды, не Реаниматор, не взорванные тачки — заговорила бы она когда-нибудь? Вряд ли... Сами ведь говорили, лепилы только руками разводили. Шок им, понимаете ли, нужен. Вот и выходит, что...

— Заткнись, Паша! — прорычал, впрочем не злобно, Тихий. — Не твово ума дело, ясно?! Тоже мне, Склифосовский выискался! Твой номер девятый, следи за клиентом. Скоренько созреет, парашник...

— Извините, шеф, — фальшиво стушевался Бульдог и потянулся к пачке «Парламента». — Это я от радости. Вчера бакланов мальцевских покрошили, Алена, которую мы уже заложницей считали, нашлась, целая и невредимая, да еще заговорила снова. Сегодня Сашку, сучару, к ногтю прижали. Сплошные хлопоты, но и отдача какая! Прет.