Валерий Горшков - Дискета мертвого генерала

Я сделал отстраняющий жест рукой и покачал головой из стороны в сторону.

– Вы, конечно, извините, гражданин полковник, но я до сих пор считаю, что меня перепутали с кем-то другим. Я моряк, до недавнего времени первый помощник капитана на сейнере «Пальмира», нашем сейнере, хотя и приписанном к зарубежному порту, исходя из элементарной экономической выгоды. Но неделю назад или чуть более того, точно не помню, – я щелкнул себя по горлу, давая понять, что некоторое время находился в состоянии «штопора», – списался на берег, забрал с собой все заработанные за двадцать лет в морях деньги и отправился поближе к цивилизации, устраивать свою жизнь. Мне ведь, гражданин полковник, уже сорок в этом году, а еще, как говорится, ни кола, ни двора. Пора жениться и все прочее… А тут вы, со своими глупыми шуточками…

– А почему решили бежать? А пистолет? А Б конце-то концов, где ваши документы?! Что вы мне голову морочите, Бобров?! – рассвирепел полковник. – Хорошо, я подожду, пока вы ответите на заданные вопросы, а потом… Отвечайте! – рявкнул Жаров так сильно, что мне на лицо упали капельки вылетевшей из его рта слюны.

– Пожалуйста, – я пожал плечами. – Бежал, потому что у меня был пистолет. Сами понимаете, ничего хорошего за ношение оружия без разрешения ожидать не мог. Купил я его двадцать минут назад у тех ребят, что сидели рядом, за столиком в ресторане. Один из них, по-моему, работает гдето в охране, вот и решил задвинуть «ствол». А мне не помешает! Полные карманы денег, а сами знаете, время сейчас какое… А документы я незадолго до посещения ресторана отдал одному дельцу, чтобы тот оформил на мое имя транзитные номера и документы на машину. Я утром «восьмерку» у него купил, белую, спецкомплектации, и собирался вечером уже ехать дальше, куда-нибудь к морю… Даже денег ему дал! А из-за вашей выходки сейчас потерял и машину, и шесть тысяч долларов! Кто мне теперь их вернет?!

– В ресторане, значит, купили… Ну-ну! – Жаров отодвинул единственный ящик стола и достал оттуда завернутый в носовой платок «стечкин». Мой «стечкин», который после попадания в руку резиновой пули я уронил в решетку канализационного коллектора. Он положил его передо мной, отвратительно осклабился и сделал некий жест, очень напоминающий начальническое «пусть войдет». Один из охранников вышел и вернулся спустя пять-семь минут. Но не один…

Когда я услышал стук открываемой металлической двери, то невольно поднял глаза и… застыл, словно гранитный памятник на своей собственной могиле. Передо мной стояло нечто, с разбитым в лохмотья лицом, в дьявольски изорванной одежде, не способное что-либо соображать и самостоятельно, без помощи охранника, держаться на ногах. С ужасом я заметил, что вместо левого глаза у него была лишь покрытая грязной коростой слезящаяся щель. Глаз был выбит…

Этим несчастным оказался рыжий Альберт.

Каким-то невероятным усилием воли ему удалось наконец понять, где он находится, и даже узнать меня. Едва его единственный уцелевший глаз, беспомощно шарящий по комнате, остановился на мне, как он на мгновение принял осмысленное выражение. И этим фактом незамедлительно воспользовался Жаров.

– Ты его знаешь?! – проорал он, встав из-за стола и вплотную приблизившись к едва не теряющему сознание Альберту. Калека что-то тихо промычал и едва заметно кивнул. – Кто это?! – еще громче и резче спросил полковник. В этот миг он сильно напоминал эсэсовского палача с закатанными по локти рукавами и звериным лицом.

– Бо… бо… бров… Нач… аль… ник охраны базы…

– Какой базы?! – Лицо Жарова стало краснеть прямо на глазах.

– Ма.. фии… В Кар… па… тах…

Альберт прикрыл веко, из его рта потекла струйка крови, и он безвольно свесил голову, потеряв, вероятно, в который уже раз за последние часы, сознание. Полковник вздохнул, выдохнул, словно выпустил тугую струю воздуха из кузнечних мехов, снова сел за стол и выжидательно посмотрел на меня. Я молчал.

– Еще вопросы будут, Валерий Николаевич, или перейдем к делу? – наконец заговорил он.

– Вы считаете слова этого несчастного парня, избитого и покалеченного вами только за то, что он продал мне пистолет, правдой?! Да он сейчас маму родную не узнает, не то чтобы соображать нормально!..

На роже Жарова проступила не просто злость – ярость. Он резко вскочил из-за стола, едва его не опрокинув, и заорал, брызгая во все стороны слюной:

– Возьмите этого… этого… ублюдка и бейте до тех пор, пока не сдохнет! А после того как сдохнет, бейте еще два часа! У меня, су-у-у-ки, даже мертвые говорят правду, а не только такие упертые скользкие гниды, как это говно! – Но, вопреки моим предположениям, он имел в виду совсем не меня, а Альберта, так как короткий и толстый, как сарделька, палец, слегка зависнув возле моего носа, вдруг уставился именно на него, с трудом удерживаемого в вертикальном положении мощным двухметровым омоновцем.