Андрей Измайлов - Белый ферзь

Колчин взял с собой даму в «маленьком черном платье» и меховой накидке, вроде бы наперекор аксиоме.

Женщина?

Да.

Поведение, как у злющего ребенка в переходном возрасте?

Да.

Пьяная, не пьяная — бокал с тропическим «Мисти» наполнялся минимум трижды и трижды опустошался…

Всё потому, что не воевать намеревался ЮК (не сегодня, пока нет) — намеревался ЮК устроить маленький театр. С участием дамы.

Когда актер отыгрывает свой эпизод, отговаривает реплики в диалоге и обещает вернуться, скрываясь за кулисы, то внимание зрителя концентрируется на оставшихся под софитами персонажах. Никогда зритель не задумывается, что поделывает за кулисами, вне сцены, удалившийся. Разве только в случае, если сцена остается пуста — долго, очень долго, слишком долго: то ли Станиславская пауза, то ли накладка (реквизит запропал, переодеться не успеть, ус отклеился?). Только тогда зритель начинает невольно любопытствовать, гадать: что ж там случилось-то, за кулисами?!

Особенно в случае, если зритель не просто праздный (такие же клиенты кабака за соседними дальне- и близстоящими столиками), но материально заинтересованный (персонал кабака — официант, мэтр, прочая обслуга: не «кинул» ли их одинокий посетитель? наел-напил на пол-лимона и сгинул! здесь не проходил? а в сортире? а через дверь во двор?).

Затем и нужна Колчину Галина Андреевна Мыльникова, псевдо-Шарон псевдо-Стоун, — чтоб покрасовалась на сцене, пока персонаж-Колчин за кулисами… И неважно, насколько одарена-бездарна исполнительница главной (как ей кажется) роли, — будь на виду и только, пожалуйста, без импровизаций: ты даже не персонаж, де-еушка, ты… хм!., реквизит.

Театр вообще сугубо мужское занятие, по мысли японцев. Кабуки опять же. Все роли, женские в том числе, — мужчинам. Почему бы? Очень просто. Женщина вбирает в себя мир, мужчина отдает себя миру. Потому женщина не способна впустить в себя иную душу (и так тесно! и так повернуться негде!), чтобы, слившись с ней, отдать ее зрителю. У мужчины же всегда есть пустота (в самом почтенном смысле!), которую он может заполнить чужой душой, пропустить через себя и — отдать как свою собственную, на то он и отдающий. Кабуки. Густой грим, преувеличенная разрисовка физиономии — дань традиции. И без грима — сыграли бы, то есть прожили бы. И без масок — тоже! (Ах, да! Маски — принадлежность не театра-Кабуки, а театра-Но).

Ни в гриме, ни в маске Колчин не нуждался — имея в качестве отвлекающего «реквизита» блондинку в «маленьком черном платье», можно сколь угодно долго быть в тени. Тень, знай свое место — за столиком в «Метрополе».

Ни в гриме, ни в маске Колчин не нуждался — имея непроницаемое выражение лица, которое пыталась разгадать Мыльникова, пока они на «девятке» двигались к «Метрополю».

И то! «Старший друг», кажется, всерьез предположила, что направляются они к Лозовских. Очная ставка, очная ставка! Подумаешь, ночь! Ведь рождественская… Есть крохотный, но шанс представить ситуацию таким образом, будто не многобуйный муж нагрянул из столицы вытрясать душу из Славы Лозовских в присутствии ревнивой Даши, — просто Галина Андреевна, пусть не самая близкая, но приятельница Лозовских экспромтом заглянула на огонек (кто же спит в рождественскую ночь!), а с ней тут московский гость, как раз за рулем, мимо проезжали… он, кстати, муж Инны… вроде бы профилактика возгораний: у нее, у Мыльниковой, есть Мыльников, а она вот с мужчиной — и ничего, Мыльников дозволяет, видите, Даша, зря вы беспочвенно мучаете и себя и Славу… а, кстати, она не просто с мужчиной, это знаете кто? это сам Колчин! ну, Иннин муж! помните, Слава, Инна недавно приезжала, мы как раз вместе сидели-говорили…

Не самый ловкий маневр, но лучше, чем если просто вломится внешне невозмутимый Колчин (что у него внутри творится? о чем думает?! фиг догадаешься!) и устро-о-оит! Эти мужики абсолютно не способны к деликатностям! Только всё испортить могут, всё не так поймут, всё перевернут с ног на голову — в переносном и в прямом смысле! Нет, нужно самой быть, самой сглаживать. Иначе она разве подчинилась бы Колчину?! Разве что потребовала бы доставить в «дворянское гнездо» к мужу-Мыльникову, а там как знаете, гость московский, — возвращайтесь на Комендантский, ночуйте, будьте как дома. Галина Андреевна всегда готова предоставить собственную «маломерку» друзьям. Инне, к примеру. Или — Колчину. Мы ведь друзья, Юрий? Мы ведь не враги? И действовать нам тогда надо сообща! Когда тогда? Ну… когда мы к семье Лозовских приедем. Мы ведь к ним едем? Или не к ним? А куда?