— А что было? — устал Колчин.
— Ничего… Слушайте, я не могу здесь больше оставаться! Поймите, не могу!
Что ж не понять? Четыре стенки хранили след, пусть и незримый, от присутствия Инны и-и… робкого ухажера давних лет. Хорошо бы куда-нибудь!
— Мы сейчас быстренько соберемся и поедем, так? — не спросил, не предложил, но распорядился Колчин. Глянул на часы: всего-то четверть одиннадцатого. Однако насыщенные сутки выдались, насыщенные!
Куда? Зачем? На кой?
Мыльникова даже не задалась вопросом. Согласно закивала. Подчинилась. Даже на огонек к семье Лозовских — согласна. Лишь бы свалить с себя часть ответственности. Невелика же дистанция между полной «отрицаловкой» и полной капитуляцией.
— Переоденетесь? — с нажимом посоветовал Колчин.
Одета Мыльникова была с претензией: но… то ли пеньюар для интенсивных постельных упражнений, то ли наряд для встречи гостей — у нас все по-домашнему, но эка!
— Мы — куда? — Теперь-то она задалась вопросом, когда возникла необходимость смены одежки. Женщины есть женщины, да уж…
— Я хотел бы успеть сегодня поужинать, — сказал Колчин. — Заодно и поговорим…
— Не отвернетесь? — попросила Мыльникова. При этом подмигнув. Тик, прах его побери!
Он прошел на кухню и сосредоточился на виде из окна.
Трансформаторная будка, голотелые деревья, нетвердый слой снега, почти новогодние подмигивания (тик! тик!) елочных гирлянд в окнах дома напротив — уже готовятся, до Нового года, до нового счастья — всего-то неделя.
За спиной скрипнули дверцы платяного шкафа, отшуршали вешалки с нарядами, отзвучало: «Ч-черт, совершенно надеть нечего!»
Потом стремительно ворвалась Мыльникова.
Он непроизвольно обернулся: готова?
— Извините! — извинилась Мыльникова, роясь в косметических причиндалах на верхней крышке холодильника. — Я — быстро! А! Вот она! — Выудила некую мазилку и прыгнула назад, в комнату.
Всё бы ничего, но не только деревья за окном голотелы, Мыльникова заскочила на кухню нагишом, в одних только трусиках типа «а разве на мне что-то надето?».
Так посмотреть — подчинившийся сообщник, до условностей ли, главное — побыстрей бы!
Эдак посмотреть — откровенная провокация: мужик что надо, а прошлые — ничто, и тот, что вот-вот вернется с прогулки вместе с псом, — тоже ничто, а я еще ничё, да? опять же «младший друг» вроде бы навсегда пропал, не могу ли чем-либо…
Она, Мыльникова, была еще — ничё…
Колчин усмирил стихийное восстание плоти. Хмыкнул. Тень, знай свое место!
«Не отвернетесь?» — с явным намерением показать, чем богаты. Чем вы богаты, тем мы рады.
Вот уж нет. На такое откровенное фу-фу Колчин не купится. Ну да, как сказано не им, вы не поймете сути идиотизма, пока не пройдете через него, но, пройдя, вы имеете право сказать себе: «Черт возьми! А вот теперь я это использую!»
Ибо на ночь глядя под Рождество в кабак лучше являться не одному верзиле — привлекая недоуменное внимание: чего это он один? поесть? охмурить?
Ибо на ночь глядя под Рождество в кабак лучше являться с дамой, с которой явно отношения сложились — пусть не семейные, но бли-и-изкие. Невооруженным глазом видать: бли-и-изкие. Даром что верзилу дама интересует постольку, поскольку служит прикрытием: лист прячется в лесу, парочка он-она прячется в кабаке. Занимает же верзилу не та дама, что вместе с ним, нет, не та-а-а…
— У нас мало времени! — подал голос Колчин, досадуя на внезапно подсевший голос, на хрипловатый голос.
— Я готова! — с той же хрипотцой отозвалась Мыльникова. И объявилась в дверном проеме кухни. «Маленькое черное платье». «Основной инстинкт». Копия не всегда хуже оригинала. Что уж точно — доступней, ближе.
Вероятно, таким образом Мыльникова полагала обезоружить Колчина: мужчина ты или не мужчина?! вопросы дурацкие задаешь — пусть и о жене! — когда рядом с тобой гляди что, гляди кто! забудем хоть ненадолго…
Любопытно, Мыльникова имитирует заокеанский оригинал вплоть до мелочей? То есть вплоть до отсутствия мелочей… бельишко, то сё… Потом останемся у меня…
Настолько непритязательная защита-нападение, что Колчин еще усмехнулся — впору подчиниться «синей» логике: да, уестествимся, если тебе, де-еушка, начхать на реального мужа, если ты, де-еушка, полагаешь таким манером избавиться от необходимости отвечать на вопросы, на которые тебе, де-еушка, не хочется отвечать… однако! теперь ответь! и побыстрей! После всего, что было?!
А что было?
Да и не было.
Читать дальше