Потом они оделись и сели пить чай. О том, что только что произошло между ними, ни один не заговаривал, как будто обоим казалось, что они побывали в волшебном сказочном лесу, которого на самом деле не существует. Мортен догадывался, о чем сейчас думает девушка, и дал ей время привести в порядок свои чувства. Стремясь заполнить чем-то затянувшуюся паузу, он протянул ей тост с джемом. Девушка с наслаждением впилась в него своими по-английски крупными зубами, долго смаковала, а потом попросила еще.
— Оказывается, после этого испытываешь зверский голод, — нарушила она наконец молчание.
— Да уж, — он разжег трубку и посмотрел на Мэрион, не скрывая счастливой улыбки. Как было бы чудесно, если бы они могли всегда быть вот так вместе. День за днем, утро за утром в саду или у камина.
— Но если так и дальше пойдет, то ты не сможешь написать ни единой строчки.
— Ничего, у меня достаточно времени днем, когда ты продаешь разный старый хлам в магазинчике этого Бентли.
— И вовсе это никакой не хлам. Слушай, а ты вообще-то что-нибудь уже написал?
— Да так, пару небольших стихотвореньиц.
— Дай посмотреть!
— Но там абсолютно нечем хвастаться.
— Вот всегда ты так. А я хочу прочесть хоть одно твое стихотворение.
— Ну хорошо.
Мортен встал, подошел к пишущей машинке и вытащил заправленный в нее лист.
— Вот тебе образчик моих шедевров. Правда, это слегка несовременно.
Она улыбнулась ему, взяла лист и медленно прочла про себя стихотворение:
В церковном дворе на могиле сырой
Я видел изящную клетку.
Молча метался щегол в ней живой
По планкам, как с ветки на ветку.
Он силился скорбный задать вопрос,
Пряча тоскливый взгляд,
О том или той, по чьей воле принес
Слуга его в этот сад.
Чуть помедлив, она спросила:
— Можно, я оставлю это себе?
— Но оно же еще не закончено.
— Что ты! По-моему, тут нельзя добавить ни слова. — Мэрион тоже встала, аккуратно сложила лист и спрятала его в карман блузки.
Мортена поразила происшедшая в ней как-то в одночасье перемена. Девушка стала держаться гораздо увереннее, в ней чувствовалась решительность.
— Ты уходишь?
— Сейчас уже почти половина восьмого. Мистер Бентли говорит, что в туристский сезон суббота — самое бойкое время для торговли.
— Жаль. Тогда давай встретимся вечером в кафе.
— Вот досада, Билл! Как раз сегодня я обещала миссис Бентли помочь с ужином. К вечеру ожидаются пастор и еще несколько человек — важные персоны.
— Ах да, я забыл, ты говорила. Тогда — до завтрашнего утра?
— До утра.
— Ты… тебе хорошо было?
Мучительно покраснев, она кивнула, потом внезапно отпрянула от него, как будто вспомнив, что сделал что-то запретное, рывком распахнула дверь и выпорхнула из дома.
Мортен последовал за ней во двор, но девушка была уже далеко, под деревьями. Он улыбнулся и принялся насвистывать веселый мотивчик из «Летучей мыши».
Затем он прошел на кухню и достал из ящичка, висящего на стене над лавкой, бутылку виски. Странное дело, но за последние дни он к ней даже не притрагивался. Просто даже не возникало такой потребности. Мэрион не пила ничего крепче сидра, и он следовал ее примеру. Сидр и чай были прекрасным обрамлением их окрашенных в пасторальные тона идиллических взаимоотношений. Однако сегодняшнее событие не мешало отметить добрым глотком виски.
— Сколь! [21] Твое здоровье! (норв.)
— вслух сказал он и осушил рюмку. За что он пил? За прекрасно начатый субботний день? За здоровье Мэрион? За собственное здоровье?
Опустившись на скамью, он задумался. Считай, уже полжизни прошло. А добился ли он чего-нибудь путного? Вообще говоря, да, и не так уж мало. Во всяком случае, по его собственному мнению, он был сейчас на подъеме. И это даже несмотря на то, что уровень материального благополучия, который он для себя наметил, все еще не был им достигнут.
Всю сознательную жизнь Мортена составляли бесконечные спуски и подъемы; это была своеобразная гонка преследования, в которой он постепенно ощущал за спиной дыхание погони. Это ощущение наполняло его страхом и гнало все дальше и дальше… Страх вызывало то, что он может упустить нечто чудесное, замечательное, то, что есть у других и что может пройти мимо него. Вот сейчас, к примеру, он был на вершине. Еще немного, и он окажется перед бездной, заглядывая в которую испытываешь жуткое чувство свободного падения. Свободного? В действительности, тут все зависит от точки зрения. Ведь такую жизнь он сам для себя выбрал, и винить тут некого. Однако теперь ни о какой погоне не было и речи. Быть может, удастся притормозить, задержаться на этой вершине подольше, если не навсегда, вцепившись мертвой хваткой в уже достигнутое?
Читать дальше