Михаил Нестеров - Мобильный свидетель

— Мы ставим задачу убрать одного негодяя, которого желает видеть в гробу и в белых тапочках правительство, на которое ты раньше работал. Если хочешь, мы не намерены менять твой статус, твои взгляды останутся прежними, как если бы ты получил задание от твоего прежнего куратора. Кстати, ты не хочешь назвать его имя?

Саша вместо ответа положил руку на стол, поработал кулаком, как перед внутривенной инъекцией.

Эшли брезгливо сморщилась:

— Я не сторонница таких приемов.

— Выходит, противница?

— Я этого не говорила. Ты знаешь о том, что на допросах мы применяем специальные средства — а кто их не применяет, вопрос риторический. Мы не распространяемся на этот счет. Что называется, попробуйте вытащить это из нас калеными клещами. Пять лет тому назад индусы применили «сыворотку правды» и правды от обвиняемого в теракте добились. Но это дело отдельной страны и отдельной спецслужбы. У себя они пусть хоть на голове стоят. — Пауза. — Та женщина, она говорила, что у тебя красивые глаза?

— У тебя что-то на губе, Эшли.

— Правда? — Она потянулась за салфеткой.

— «Сыворотка правды», — уточнил Котик.

— Пошел вон отсюда, — без натуги в голосе выпроводила его Смит.

Она улыбнулась, когда Котик вышел, закрыв за собой дверь: он впервые назвал ее по имени. Прогресс? Если да, то — грузовой.

Москва

Вот и все…

This is it…

Алла прочла заметку в электронной газете, ссылку на которую ей скинул (с короткой припиской — «Прочти») Сергей Карпов.

«Сегодня в 10.30 минут команда катера береговой охраны обнаружила на песчаной отмели (северо-восток острова Себу) труп мужчины, предположительно бежавшего из тюрьмы заключенного — Александра Котика. В одежде, предъявленной Рональду Кейну, последний узнал рубашку, брюки, ботинки из своего гардероба и указал их отличительные признаки. Уго Рамон в своем интервью журналистам заявил следующее: „Я очень сожалею об инциденте, произошедшем в нашем коррекционном учреждении. Этот случай единичный, и он доказывает, что у заключенных, вынашивающих план побега, нет никаких шансов его осуществить. Единственная возможность покинуть стены тюрьмы — это стать на путь исправления и подчиниться внутреннему уставу учреждения. Мы разработали ряд мер, которые позволяют заключенным, служащим образцом для других, выйти на свободу раньше срока. Мы подали апелляцию в суд с просьбой изменить наказание Котику в части „без права на досрочное освобождение“, и он был в курсе нашей инициативы… Какая причина подвигла его на этот безумный шаг — предстоит выяснить следствию… Согласно положению учреждения, погребение будет осуществлено завтра в 5 часов утра путем предания тела воде — без учета обычаев и традиций умершего, но в соответствии с санитарными и иными требованиями…“»

Москва

Перелет «Боингом-747», следовавшим рейсом Гонконг — Москва, прошел буднично, незаметно. Нормальный взлет, нормальная посадка при нормальных в общем-то погодных кондициях. Накрапывал мелкий дождь, и сотрудница по встрече пассажиров встречала своих подопечных, одетая в прозрачный непромокаемый плащ. Она села в перронный автобус последней, вышла первой и первой же вошла в зал прилета. После прохождения паспортного и визового контроля пассажир рейса RU 440, лет двадцати пяти, одетый в деловой костюм, дождался своего багажа и легко подхватил его с ленточного транспортера. И только пройдя таможенный контроль, Котик получил возможность пройти в общий зал.

Он не торопился покинуть здание аэровокзала и для начала зашел в кафе, в котором он в первую очередь отметил приглушенный свет; во-вторых, столики на двоих показались ему столиками для одного. Добавив в голос английской картавости, он заказал чашку кофе, развернул свежую газету, купленную им в аэропорту Гонконга. Взгляд его затерялся между строк. Сейчас для него символы не имели значения. Будь это символы японской азбуки катаканы, они проплыли бы перед глазами «матричным» дождем. Просто ему требовалась небольшая передышка, чтобы осознать, казалось бы, невероятное: он снова дома, в России… Любой другой человек на его месте бегом выбежал бы из аэровокзала навстречу «российскому косому дождю».

Саша допил кофе, оценив его вкус на четверку: нормальное. Оставив кафе, он неторопливой походкой направился к выходу из аэровокзала — «зоны повышенного риска», которой он словно бросал вызов.