Александр Леонидов - Кинжал без плаща

— Спасибо, Динара, это я уже знаю. Впрочем, подтверждение не лишнее, уточняет дело. Где он сейчас?

— Вылетел в Берлин. Без охраны. Вообще без никого… У него какая-то секретная встреча… Договаривался при мне, на шесть часов среднеевропейского времени…

— Где?! — у Муромова перехватило дух от спирально скручивающихся кульминационных событий.

— Ресторан «Гроссэгер» на Унтер-ден-Линден…

— Спасибо, Динара, ты поработала на славу… Жди повышения и перевода в столицу…

— Товарищ полковник… — голос Динары, прежде бесцветный и официальный, заметно дрогнул. — Вы… С ним ведь ничего плохого не случиться?! Правда?!

— Товарищ капитан, все плохое, что с ним могло случиться, с ним уже случилось, при чем не один год назад… Время наше сучье… говорят, был партийный босс, ученый даже… Жил бы да радовался, если бы не наши перестройки-перестрелки…

— Товарищ полковник, но ведь вы же не…

— Это не ваше дело, капитан Альмухаметова! Ждите моих инструкций и не суйте нос в чужие дела… Все будет так, как решит оперативная обстановка…

— Майор Пупырышкин!

— Да, товарищ полковник!

— Борис! Бери двух лучших агентов, и в Берлин, в «Гроссэгэр». К шести вы должны убрать эту нашу лапотную «Аль-кайду»…

— Вы уверены, товарищ полковник?! Не круто ли?!

— Слишком близко к мозгу подошли, стервецы… Шутить нельзя… Видимо, они именно из Берлина отдадут команду на передвижной эзернет-центр по устранению кремлевского пула…

— Понял Вас, товарищ полковник… Значит, и Горелова, и Мезенцова.

— Как жили, так и умрут…

— В смысле?

— В смысле — вместе…

Лека Горелов уже с борта авиалайнера распорядился направить двух надежных ребят из берлинского представительства своей фирмы: на парадный и черный входы «Гроссэгера». Приказал быть вооруженными и готовыми ко всему.

— Может, я и параноик… — подумал Лека — Но все-таки…

Он не знал, что в «Гроссэгэре» Мезенцов заметит «топтунов» на входах и прикажет им удалиться.

— С ума сошли… У нас поминки, а вы и тут лезете… Вон отсюда, и ждите на улице…

В роскошном, золочено-бархатном будуаре палаццо швейцарской «маленькой Италии» она не находила себе места. По правде сказать, она, «рабочая лошадка» милицейской службы, жившая в стандартной квартирке на стандартную зарплатку и выполнявшая со студенческих лет рутинную работу пресс-секретаря, так до конца и не поверила во все случившееся…

Да, это было слишком быстро, чтобы принять или просто понять. Сперва этот Муромов, завораживавший взглядом, гипнотизировавший волей… Потом самолет, Москва и ГРУ… Потом — снова самолет швейцарских авиалиний, Женева, набережная — и нелепые обещания насчет «очень значительного человека, который тебя обязательно заметит»…

Почему заметит?! Почему обязательно?! Почему этот псевдоним — Алена Лузина, и кто такая Лузина на самом деле? Ничего Динаре не объясняли — просто приказывали…

Потом — лимузин, Мезенцов и палаццо. Гламурная жизнь и глобальный «топ» качества жизни. Он не просто «заметил». Он полюбил ее с первого взгляда — так, как Муромов и предположить не мог — всей силой угасающего, умирающего сердца.

Она знала, что он — страшный человек. Не только потому, что он был богат, а богатые не бывают безобидны. Нет, помимо этой логики, она ощущала над ним черный зловещий антинимб, некое колыхание мрачной ауры, от которой не убежать никуда.

Лучше вам не видеть того, что я видел и делал — словно бы говорил весь его вид. Сперва он считал ее дочерью. Но недолго — может быть, что-то уточнил, а может быть — ему было уже все равно… Человек, прошедший через ЕГО грехи, посмеялся бы над греховностью инцеста…

Он любил ее в огромной спальне, на огромной кровати, на водяном матрасе, на котором кажется, будто лежишь на облаке. Он любил ее на шелковых простынях, под венецианскими зеркалами, и любил так, как только лучшие мужчины любят самых прекрасных женщин на земле…

Наверное, им ничего уже не нужно было, кроме друг друга.

Но все кончилось так же быстро, как и началось.

Тем утром, когда она его предала, он встал очень рано и очень тщательно побрился своей опасной бритвой — «золинген». Потом позвонил Горелову и улетел на другой конец Европы…

А для нее он оставил большой пакет.

Она вскрыла конверт и прочитала записку.

Ее обожгло — наверное, сильнее, чем если бы плеснули кипятком…

« Динара, — писал он своим крупным, уверенным подчерком — Здесь деньги и кольцо с бриллиантом — для тебя. Я хотел бы, чтобы оно стало обручальным, но у каждого своя судьба… Уезжай немедленно, мои люди тебе этого никогда не простят. Будь счастлива»