Дмитрий Красько - Волк-одиночка

Впрочем, не смотря на матерщину и другие чертыхания, с задачей я справился быстро. Во-первых, руки у меня, чтобы не перехвалить, золотые и растут из нужного места, а во-вторых, дверь была попорчена не особенно сильно. Ее достаточно аккуратно сняли с петель, поддев снизу ломиком, так что покореженными оказались только скобы замка. Покряхтев и попотев, я, хоть и не без труда, сумел придать им почти первоначальную форму, навесил дверь на прежнее место и, как белый человек, открыл ее и вошел в комору.

Совсем другое дело. По моему глубокому убеждению, проникать внутрь, выворачивая двери хоть ломиком, хоть тротилом — жлобство. Война — войной, а двери — святое. Если уж очень захотелось, то на каждый замок существует ключ, а если замок чужой — отмычка. Но ломать дверь — это, извините, перебор. Этак можно черт знает до чего докатиться.

Запершись изнутри, я привесил к потолку фонарь и, вооружившись детским металлическим совочком — другого у меня, можете начинать смеяться, не было, — принялся ковырять землю. Очень неудобно было пластать твердый глинистый грунт подвала этим инструментом. Я потел, надрывался нервами и душой, но копал. А что делать?

Но откопать запасец — это только полдела. Другая половина тоже была не из легких — выбрать, что мне может понадобиться в данный момент. Устройства для лишения гомо сапиенса жизни тускло поблескивали в ящике из-под авиационных снарядов, который я за бутылку коньяку выменял у какого-то летчика, и призывали меня шевелить мозгами. Чем я, собственно, и занимался.

Первым делом я отмел гранаты. Честно говоря, вообще не понимаю, зачем я их купил — штурмовать доты и дзоты не собирался за отсутствием оных, в тайгу ходить да фауну глушить тоже пока желания не возникало. Скорее всего, меня подкупила невысокая цена — по сто пятьдесят рублей за штуку. Кавказец, который продавал их, синевато блестя нижней недобритой челюстью, по секрету сообщил, что его дедушка, ветеран войны и труда, буквально этими самыми гранатами штурмовал Рейхстаг. Я кавказцу не вполне поверил, но гранаты прикупил. Шесть штук. Просто так. На всякий случай. Вдруг все-таки на рыбалку приспичит.

За гранатами последовал автомат. Калашников, конечно, мужик хороший, но если я начну бродить по городу с его изобретением наперевес, боюсь, буду неверно понят обычными гражданами и прочими органами безопасности. А спрятать АК под полу куртки было затруднительно — параметры не совпадали.

Оставались только пистолеты. Хороший набор, предмет моей скрытой гордости — две «Беретты», три «Маузера» разных моделей, ТТ и «Вальтер». И еще несколько коллекционных экземпляров, из которых стреляли еще легионеры Гая Юлиевича Цезаря. За такие любой музей, не задумываясь, выложит приличную пачку баксов, да еще и рублей сверху накрошит. Другое дело, что в работу они, престарелые, уже не годились — годы не позволяли. Стрелять — стреляли. Но большей частью совсем не туда, куда хотел стрелок.

Поэтому я выбрал относительно свежую «Беретту», которую солнечные и разговорчивые макаронники сделали в тот год, когда я в десятый раз отмечал свой День рождения. А что — дальность стрельбы приличная, количество зарядов — пятнадцать, что вполне удовлетворит любого, даже самого привередливого противника.

Завершив таким образом свои тяжкие раздумья, я закрыл ящик, присыпал его землей, но утрамбовывать не стал — мало ли. Вдруг опять понадобится занырнуть в него. Снова ковырять слежавшуюся землю детским совочком не улыбалось. А вероятность того, что свежевскопанный участок вдруг обнаружат какие-то залетные, меня теперь — после того, как я починил дверь — мало смущала. Честные посетители подвала в запертую комору ломиться не будут, а те, что будут, вряд ли снова выберут мою — сами же ее недавно обчистили.

Только вот картошку было жалко. Голодающих воров — нет, а картошку — жалко. Я, может быть, впервые в жизни попытался быть хозяйственным мужиком, купил на зиму целых семь ее мешков. А эти сволочи — и не лень им было надрываться — всю сперли. Обрекли меня на голодное существование. Подонки.

Хотя, в общем, хрен с ней, с картошкой. Надо будет — еще куплю. Даже восемь мешков. Как только получу расчет. Только до этого надо еще дожить — впереди было целых две недели больничного и еще столько же — отработки до увольнения. А на десерт имелась борьба гигантов — меня и Камены, которому я всеми фибрами и другими деталями организма желал отомстить за смерть Четырехглазого.