Дмитрий Красько - За флажками

Я проводил отъезжающих взглядом, потом повернулся к своим.

Те тоже пялились вслед братве. И когда последняя из машин скрылась за поворотом, Дедушка Будильник помахал им ручкой и сказал:

— Вы, ребятки, еще заезжайте. Я люблю такую войну.

Я подошел к ним и, засунув руки в карманы, сообщил:

— В общем, парни, ситуация такая. Пистон приперся один и стрелял в меня из пистолета. Пистолет я у него выбил, а самого оглушил. Двое из вас все это видели и могут подтвердить. Кстати, никто не знает, куда пистолетик отлетел? Невзрачный такой, завалященький? Тому, кто найдет, я что-нибудь из своего арсенала подарю.

— Так вот он, — сказал Веселый Костик и вынул из-за пояса искомый ствол. Конечно, ПМ. Что может быть невзрачнее?

— Точно, — подтвердил я. — Он. Как сейчас помню.

Взяв ствол, я подошел к Пистону, все еще не пришедшему в сознание, вложил пистолет в его руку и выстрелил в траву, нажав на курок его пальцем. Все должно быть почти по-честному.

— Ну, Мишок, свидетелями мы с Кавалеристом будем, — сообщил Дедушка. — Мы все равно уже засветились. А с Яна сейчас взятки гладки. — Я посмотрел на Литовца. Старый Будильник был прав — тому было плевать на весь происходивший хипеш. Он спал, сидя на земле и привалившись спиной к Генахиной «Волге». — Ты мне, старому и глупому, только одно объясни: как ты с этим бугаем так ловко управился?

— Не могу я тебе, старый, этого объяснить, — серьезно сказал я. — Потому что сам ничего не понял. Наверное, он просто в обморок упал. Голову напекло. Лысый — кепку носить надо.

— Ты мне зубы не заговаривай, — осклабился Будильник, пыхтя традиционной папиросой. — Я такую жизнь прожил, что тебе и не снилось. И что-то похожее уже видел. Был у нас в отряде один такой. Специально из Центра заслали, чтобы спецоперации проводить. Вот тот был любитель так фрицев снимать: подкрадется сзади, даванет аккуратно пальчиком — и готов язык. Ты же с ним одного племени, а, Мишок? Где служил-то?

Ну, приставучий, как репейник, натурально! Я окрысился:

— Краснознаменный Тихоокеанский, дед. Третья диверсионная группа. Достал ты меня уже. Я, между прочим, еще усилием воли понос и рвоту у противника вызывать умею. Генаха! Помоги мне этого хуцпана в твою машину погрузить. Давай отвезем его в ментуру, порадуем товарищей в сером. А то они его давно тропят, а вытропить не могут. Только сначала Яна толкни.

Меня разбудил, если можно так выразиться, удар в челюсть. Неслабый такой удар, от которого голова мотнулась в бок и стукнулась о стекло. Поэтому из царства сна я сразу переместился в туманное нечто, которое случается после серьезных нокдаунов. Поначалу, помнится, даже хотел сползти на пол — на предмет расположиться там поудобнее, до лучших времен. Но помешали собственные коленки, которые уперлись в спинку передней седушки. Поэтому попытки принять лежачее положение пришлось оставить и в себя приходить сидя.

Сколько этот процесс продолжался — не знаю. Знаю только, что вне меня в это время происходил какой-то серьезный хипеш. Хлопали дверцы, кто-то яростно ругался матом… Кто и по какой причине — тоже не знаю, определить наверняка мешал вышеуказанный туман.

Лишь когда он слегка рассеялся — я не стал дожидаться окончания процесса, любопытство пересилило, — я поднял голову, увидел перед собой Генахин затылок и спросил его:

— Что случилось?

— Что случилось, твою мать? — переспросил Генаха. — Пистон сбежал — вот что случилось!

— Как сбежал? — я, похоже, в себя пришел еще не вполне, раз умудрился задать такой идиотский вопрос. Даже самому стыдно стало.

— Ногами сбежал, — просветил Генаха. — Как спортсмены бегают, знаешь? Цок-цок-цок. Ты закемарил, а он в себя пришел, тебе в дыню зарядил, дверцу открыл — и на лыжи.

— Прямо на ходу? — уточнил я.

— Мишок, мы в пробке, — терпеливо пояснил Кавалерист.

Я осторожно повел по сторонам гудящей головой. Действительно, пробка. Справа стояли машины, и слева тоже. В четыре ряда стояли.

— И давно он сбежал?

— А он тебя серьезно приголубил, — Генаха, не скрывая любопытства, посмотрел на меня в зеркало. — Да минуты две назад, не больше. Я бы, Мишок, за ним рванул, ну так что мне — машину здесь бросать, что ли?

— Понятно, — резюмировал я.

— Чего тебе понятно? — обиженно возразил он, решив, что я его в чем-то упрекаю. — Ты сам подумай — Не брошу же я все свое хозяйство посреди дороги…

— Остынь, — посоветовал я. — Все равно уже поздно за кем-то гнаться, — и, открыв дверь, выбрался наружу.