Дмитрий Красько - Хозяин

После чего окончательно распрощался с ней. В надежде, однако, что не больше, чем на ближайшие пару часов. Прихватив напоследок Зоечкины слова, сказанные вполголоса, но я их расслышал — потому что тишина, да и уши каждый день мою:

— У, какой самец колоритный!

Мне заулыбалось. По-дурацки широко. Такой характеристикой меня еще никто не удостаивал. Неожиданно оказалось, что услышать в свой адрес подобное довольно приятно. Но я тут же одернул себя — с эдаким фривольным настроением на войну не ходят. На войну нужно идти собранным и ко всему готовым. Даже к тому, что противник попытается оспорить факт моей самцовой колоритности. Его — противника — вкусы вполне могли не совпадать с Зоечкиными.

Вяз, приглянувшийся мне еще когда я проезжал мимо со Штыцем за спиной, стоял на том же месте. Неудивительно — вязы редко бегают с места на место. Это я еще из школьного курса ботаники помнил. Внимательно осмотрел дерево вблизи и удовлетворенно кивнул. Серьезное такое растение, метров пятнадцати в высоту. Оно пленило меня тем, что разбросало свою крону аккурат над высоким забором. Не будь его, я и не знаю, как бы преодолел это двухметровое препятствие. Потому что ворота мне вряд ли откроют. А если и откроют, то далеко пройти не дадут. Впрочем, в этом случае можно было воспользоваться услугами ныне покойного Штыца. То есть, не отвозить его в лес, а использовать в качестве пропуска.

Но был вяз. И мне не пришлось изобретать никаких иезуитских способов. Это очень пагубно отразилось на состоянии здоровья Штыца, но я сомневался, что Штыц — такая уж большая потеря для общества. Однозначно — от вяза больше пользы. Кислород и все такое. Я подошел к нему и взобрался наверх. Ничего сложного в этом не было — в метре от земли толстенный ствол предусмотрительно раздваивался, а еще выше ветки росли часто, и достаточно толстые, чтобы выдержать мой вес.

Вскарабкавшись на уровень забора, я выглянул из-за ствола и оценил обстановку во дворе. Забавно, но оказалось, что Кар не по недосмотру оставил расти этот вяз. Под его могучей кроной он обустроил себе место для отдыха во время летнего зноя — три стола и с десяток пластиковых стульев. Наверное, жара действительно неплохо переносилась в такой шикарной тени.

Относительно живой силы и техники противника я ничего экстраординарного не обнаружил. Штыц не соврал — у Кара собрались человек десять. Видимо, наиболее приближенные. Возможно, кое-кто из самых осторожных прихватил с собой охрану. Но, в любом случае, братвы было немного, потому что около входа стояло всего три легковые иномарки. Даже если предположить, что они прибыли сюда, забитые под завязку, выходило не более пятнадцати человек. Плюс Кар — шестнадцатый. Отчего-то я сильно сомневался, что нашлись еще господа, подобные Штыцу, то есть прибывшие на такси. Которые, к тому же, должны были отпустить это самое такси, раз ожидающих не было видно.

Короче говоря, с «Калашом» можно было попытаться штурмовать эту крепость. Патронов у меня, во всяком случае, хватало. К тому же, фактор внезапности был на моей стороне, а он много решает, этот фактор. И я начал прикидывать, с чего начать.

Особо напрягаться не пришлось. У крыльца, между двух машин, кучковались пять человек. Вели важный разговор. Полагаю, обсуждались результаты недавних выборов в парламент Гондураса. Неподалеку величаво шлялась собака системы «немецкая овчарка». Серьезная псина, способная при желании танк грудью остановить. Но псина была безоружна, — в смысле огнестрельном, — поэтому начинать нужно было не с нее, а с пятерки у крыльца. Оружия у них я тоже не разглядел, но не сомневался, что оно есть. Не такое серьезное, как у меня — «Калашников» за пазуху не спрячешь, — но есть.

Сняв со спины автомат, я перевел его на режим коротких очередей и, снова выглянув из-за вяза, поднял «Калаш».

Противотанковая собака, до этого инспектировавшая двор неспешным шагом, вдруг забеспокоилась. С детства не любил противотанковых собак. Они отвечали мне взаимностью. И эта не стала исключением. Сообразив, откуда ветер дует, она зашлась истеричным лаем, помчалась в мою сторону и принялась метаться между стульями и столами, опрокидывая первые и тараня вторые.

Никогда не жаловался на свою реакцию, но в этот раз она меня чуть не подвела — я едва-едва успел спрятаться за спасительно толстым стволом. Один из озабоченных положением в Гондурасе оказался весьма проворным типом — выхватил из незамеченной мною наплечной кобуры пистолет и открыл огонь.