Дмитрий Красько - Сопроводитель

— Непонятно, — я все-таки сумел отодвинуть его, прошу прощения, педрилость на задний план, сконцентрировавшись на двух других, мне пока неизвестных: — Каких таких педрил?

— Он что, тебя в одиночку здесь замочить пытался? — гнилозубый прищурился, намекая, что я идиот, и на сей раз я поставил ему щелбан:

— Не хами. Веди себя прилично. Здесь благородное общество, не суди по внешнему виду. Нет, он ко мне не один наведался. Их было трое.

— Один здоровый, а второй маленький, сухой? — Я кивнул. Хотя, возможно, мумифицированный и обмочился в финале, но под понятие «сухой» он все равно подходил. — Вот это и есть педики. Дружки и телохранители. Хотя ему телохранители не нужны. Сам бык здоровый.

— А чтой-то ты разговорчивый? — я подозрительно уставился на него. — Уж не лапшу ли ты мне на уши пригоршнями вешаешь?

— А мне смысл какой? — удивился гнилозубый. — Мы не на него работаем, а на Репу. Ему просто по дружбе помочь согласились.

— Хорошая у вас дружба, — одобрил я. — На мокруху согласен, а заметут — вложу и не покраснею, так? Ну, да неважно. Это ваши постельные проблемы, а я не сексопатолог. Ты мне лучше вот что скажи: Сутягина его парни убили? Тот, который сухой?

— Насколько я знаю, да, — теперь говорил только гнилозубый, академик участия в беседе больше упорно не принимал. То ли вспомнил о кодексе мафиозной чести, то ли обиделся на меня за что-то. А может, его мозг просто не успевал за мозгом его дружка. Всякое ведь бывает.

— Получается, что и вдову его с ребятишками тоже они изъяли?

— Не-е, — гнилозубый зачем-то радостно заулыбался и затряс головой. — Тут дело по-другому было. Адвокат еще до того, как согласился уехать из города, попросил Водолаза, чтобы тот надежно его бабу и шпанюков сохранил. Ну, Водолаз и постарался для друга.

— Ага, — догадался я. — Все по обоюдному согласию. Убивали Сутягина, выходит, не на их глазах. Вполне благородно. А ты, случайно, не знаешь, куда их спрятали?

— Случайно не знаю, — он пожал плечами. — Это было еще до того, как я разговаривал с Водолазом. Я тогда другими делами занимался. Так что лучше спроси у него самого.

— При встрече, — согласился я. Потом задумчиво оглядел их. Парни были мне, в принципе, уже не нужны. Куда их девать — я не знал. Убивать — совесть не позволяла. Не убийца ведь я хладнокровный, в самом деле. Это я наврал им все, что не человек, а зверь кровожадный. Но и отпускать на все четыре стороны тоже не хотелось — а ну, как они на меня, за какие-то мне неведомые грехи, обиду жуткую затаили? Я их отпущу, а потом повстречаюсь с ними где-нибудь на узкой дорожке, и придется объясняться… Нет, меня такой вариант, натурально, тоже не устраивал. Разве что позвонить в милицию и сообщить, что в мой дом ворвались какие-то непонятные, то ли валерьянки опившиеся, то ли от рождения такие, и предложить забрать их под бдительную милицейскую опеку, чтобы больше ни к кому не врывались?

Последний вариант понравился мне больше всего, но он тоже имел свои недостатки. Во-первых, милиции придется дожидаться, а потом долго объяснять ей, непонятливой, как дело происходило. Даже не смотря на то, что ключ от квартиры находился у пленников и на нем были их отпечатки пальцев. Это обещало серьезную потерю времени, а мне не хотелось его терять. Вдруг Водолаза на месте не окажется и придется долго вычислять его по всему городу? А вдруг он с ментами «вась-вась». Не померещился же мне Саркисян, в самом деле. Его погоны были как настоящие, фиг отличишь. Все-таки Водолаз в областной администрации немалый чин, так что менты вполне могут нужную информацию ему конфиденциально сливать. И кое-какие услуги оказывать. Вроде саркисянского рейда против меня, сердешного. Так что вызов милиции грозил самыми неожиданными последствиями. Предупреждал же покойный генерал, что он на все способен. Да я и сам в этом убедился.

В конце концов я решил оставить пленников так, как они есть, до нашего возвращения. А чего? Связаны крепко, на совесть, — сам вязал, знаю, — освободиться не смогут. Пусть посидят, подумают о смысле жизни и прочей ерунде.

Я поднялся и кивнул Генахе:

— Поехали, что ли?

Гнилозубый что-то булькнул мне вслед, считая, видимо, что в память нашей милой беседы я мог бы проявить побольше великодушия, но я его бульканье проигнорировал. Передо мной лежала финишная прямая.

Я остановил машину в полутора кварталах от Генахиного дома. Автомат Калашникова — это, конечно, хорошо. «Наган», которым наградили Кавалериста — вообще шедевр Произведение искусства, которому одна дорога — в музей. Если к этому приплюсовать еще два «Парабеллума» времен наполеоновских войн, которые при досмотре, произведенном в мое отсутствие, были, оказывается, изъяты Генахой у пленников, то в смысле вооруженности мы выглядели весьма и весьма неплохо. Но даже с таким арсеналом я не собирался соваться в офис Водолаза. И не потому, что считал, будто четырех стволов недостаточно — с этим-то как раз был полный порядок, — просто такой шаг выглядел самой большой моей глупостью после глупости моего рождения.