Алексей Баскаков - Золотая чума

Москва, Спецбольница КГБ, адрес засекречен

В этот скромный дом, расположенный на стыке центра и новых районов, кого попало не пускали. Как и большинство мест, где гнездятся разные подразделения органов, он был украшен незамысловатой вывеской. Какая-то из заполонивших Москву бесчисленных контор. Что там «главспец…» — и так далее. А вообще, особняк был лишен каких-либо отличительных примет. За высоким забором асфальтированная дорожка вела между ухоженных клумб к невзрачной обшарпанной двери. На самом-то деле эта дверь смогла бы некоторое время противостоять и танку. На окнах красовались непритязательные занавески — вроде тех, которые висят в детских садах и захудалых конторах. А то, что эти окна выдержат очередь крупнокалиберного пулемета, — об этом никому знать не полагалось.

Посторонних сюда пускали очень неохотно. Требовалось долго жать на звонок, пока в двери не приоткрывался глазок, потом через переговорное устройство начинались долгие разговоры. Если первая дверь открывалась, то это еще ничего не значило. Внутри был предбанник, где все повторялось.

Мельникова здесь знали в лицо, но все равно процедуру провели со всем тщанием. Хотя бы потому, что к его визитам относились крайне нервно и неодобрительно. Он это прекрасно понимал, как и то, что нет смысла ему сюда таскаться. Но все-таки сегодня не удержался. Вчерашнее видение рыжей девушки погнало его в это мрачное место. Выйдя из квартиры на Пятницкой, он отправился на Лубянку и выпросил у полковника Григоряна пропуск. Впрочем, тот в таких случаях всегда шел ему навстречу. Он, вообще-то, имел по этому поводу свое мнение. Которое как-то высказал при капитане:

— Конечно, наша работа — не для сентиментальных хлюпиков. Тут надо многое человеческое в себе зачеркнуть. Но если сотрудник превращается в машину, которая тупо решает поставленные задачи, — ему место в других структурах нашей конторы. У нас сотрудник должен иметь хоть что-то человеческое. Иначе это вредно прежде всего для работы.

Но здесь-то работали иные люди. Большие ученые-медики, занимавшиеся серьезной наукой. Теми ее отраслями, представители которых никогда не станут известны даже в самых узких научных кругах.

…Муторная проверка закончилась, и Мельников прошел в помещение, напоминавшее обычную регистратуру больницы. Только эта больница поражала совершенно ослепительной чистотой и порядком.

Капитана встретила молодая врач, державшаяся тем не менее с бесстрастностью статуи. Она тщательно проследила за тем, чтобы Мельников облачился в белый халат, накрахмаленный до того, что, казалось, он в состоянии стоять на полу без человека.

— Помните, больную ничем нельзя волновать. Ничем, — повторила она с нажимом.

Они поднялись на второй этаж и двинулись по идеально чистому и безлюдному коридору. Только один раз навстречу попался медбрат в штатском, который, несмотря на огромные габариты, двигался плавно и бесшумно, как котенок. Около одной из дверей остановились, врачиха извлекла из кармана ключ. Она отперла дверь, впустила Мельникова, а сама, прикрыв дверь, осталась в коридоре. Боковым зрением Мельников увидел, что докторша извлекла откуда-то шприц с темной жидкостью. На всякий случай.

Палата была небольшой. Здесь не было характерной невыносимо стерильной больничной белизны. Стены, выкрашенные в тепло-ореховый цвет, навевали ощущение покоя. Как и две картинки — какой-то пейзажик и натюрморт с цветами. Все было красиво, чистенько — и донельзя умиротворяюще. На стоящей в углу кровати сидела, поджав ноги, девушка в голубом халатике. Она была небольшого роста, но крепенькая. Впрочем, это замечалось потом. Потому что прежде всего бросались в глаза ее волосы, яркие, как лесной пожар. И огромные глаза на узком лице с очень белой кожей. Девушка была красива, очень красива, но… Когда-то Мельников в шутку называл ее ведьмой. Больно уж она подходила под описание, данное в средневековых руководствах по охоте за нечистой силой.

Увидев вошедшего, она приветливо и грустно улыбнулась.

— Здравствуйте, я вас где-то видела. Наверное, вы знаете — Сергей скоро вернется? — произнесла она с сильным акцентом.

— Он вернется обязательно, — ответил капитан.

— Передайте, что я буду его ждать. Сколько угодно.

Девушка снова замолчала, уйдя в свой мир.

Мельников молча глядел на нее. Говорить не имело смысла. Да и нельзя было. А хотелось заорать так, чтобы затряслась вся эта чертова больница: