Михаил Нестеров - Жмурки с маньяком

– Ну что, Дима? – не выдержал Хейфец. – Скоро ты там?

Вместо Лучникова ответил дверной замок. Он щелкнул «язычком», и дверь открылась.

Оба поспешили скрыться за ней. Они и так слишком долго маячили возле подъезда.

Лучников стал подниматься по ступенькам, Хейфец воспользовался лифтом, доехав до последнего этажа. Он вышел из кабины, прислушался. Тихо: Дмитрий двигался совершенно бесшумно.

Они встретились на 12-м этаже.

– Подожди, отдышусь, – прошептал Лучников.

Через полминуты он взялся за работу. Еще через полминуты вынул из замка отмычку и осмотрел ее.

– Вот тут бородка длинновата. Сейчас укорочу. – Он вынул из кармана напильник и легонько провел им по одному из зубчиков отмычки. Посмотрел. Провел еще дважды – в самый раз.

Дверь открылась тихо, с едва различимым вздохом.

Хейфец достал пистолет. Глушителя не было. Придется стрелять так. Потом – бегом вниз по лестнице. Дмитрий к этому времени должен будет подогнать машину к подъезду. Два часа назад они угнали вишневую «девятку», запаркованную, по всей видимости, на ночь. На переднем сиденье – сумочка-визитка с документами, забытая владельцем машины, безусловно удача. У них был хороший шанс покинуть город именно на этом автомобиле и до утра гнать на восток, в сторону Нижнего Новгорода, где у них была возможность укрыться на неделю-две.

Хейфец махнул рукой: давай, Дима, иди.

Тот стал быстро спускаться.

Хейфец вошел в квартиру и прикрыл за собой дверь, оставляя узкую щель. Прислушался. Они оба должны быть в спальне. Но осторожность никогда не помешает. Он присел и стал медленно подвигаться в центре комнаты, к дивану…

Вот тут он убил брата Павла Мельника Илью. Хотя ему вовсе не хотелось убивать. «Смотри сам», – передал ему наставления босса Наркис. Хейфец посмотрел на это так: убить. Случись что серьезное, обвинили бы его, Карла. Но то, что сделал Мирза, для Хейфеца было по-настоящему жестоко. Он видел, как таджик пытался провернуть нож в голове жертвы. И Карлу хотелось прикончить на месте и таджика.

Сейчас диван пустовал. Хейфец устремил взгляд на закрытую дверь спальни. Ему показалось, или он действительно услышал тихие голоса за дверью?

Павел лежал в кровати и курил. Пепел с сигареты упал на грудь. Рядом, упершись рукой в щеку, лежа-ла Ирина. Она вытянула губы, сдувая пепел с груди Павла.

– Не верится, что мы снова вместе. На Карибах. – Она любовно погладила рукой простыню. – Ты не помнишь, в котором часу мы прилетели сюда?

– Нет. Я потерял сознание от какого-то толчка.

– Да? А я таких толчков помню два.

– Значит, мы летели с пересадкой.

– Да, да, да. Пересадку я помню… Знаешь, Паша, ты зря начал курить. Завтра же я отведу тебя к Белле Азаровой. Она так взглянет на тебя и скажет: «У тебя, парень, что-то там на периферии правого легкого». Ты бросишь курить?

– Бедный Илья… – дрожащими пальцами Павел взял со столика еще одну сигарету. – Я живу сейчас вместо него.

– «Мы чемпионы, друзья, – тихо пропела Ирина. – И мы будем бороться до конца».

Хейфец застыл с пистолетом в руке. Ему показалось, что за дверью спальни кто-то тихо поет. Карл прислушался… Да-да, он даже различил мотив песни, ставшей футбольным гимном Англии.

«А ведь он говорил, что не любит футбол. Матч-реванш, господин Мельник. Матч-реванш».

До дверей спальни осталось несколько шагов.

– А что, Светлана не звонила тебе?

– Я был у нее…

– Да… Наверное, тебе нелегко было говорить с ней.

– Ты даже не представляешь, насколько. И подлецом себя чувствую, и… Но от судьбы не уйдешь. Это действительно судьба – Ильи и моя. Понимаешь, Ира, теперь я начал понимать, что в жизни все предопределено. Но за хорошее, как правило, мы хвалим только себя: за свое стремление, труд и даже за удачу. А за плохое готовы взвалить всю ответственность на судьбу, плачемся ей, клянем, потрясаем кулаками.

– Что делать… Люди по своей природе – эгоисты.

– Да, люди… Пожиратели душ…

– Не надо, Паша. Как тебя встретила Света?

– Не знаю. Я думаю, как оборотня.

Светлана словно ожидала Мельника. Она встала, сделала шаг навстречу, но остановилась. Человек, который неотрывно смотрел на нее, был для нее чужим. Она не узнавала его, видела будто впервые. Его живые глаза резали ее насквозь. На миг лицо Павла показалось девушке отталкивающим, и она, опустив глаза, поздоровалась с ним, но не произнесла его имени. Просто «здравствуй» – и все.