Валерий Горшков: Под чужим именем

На сей раз предположения Анастасии Михайловны полностью оправдались – едва увидев деньги, до того момента многозначительно морщивший лоб и важно надувающий щеки грузный, похожий на сточившего клыки старого моржа, полицмейстер сразу заметно подобрел, приободрился, ничуть не стесняясь, пересчитал купюры, смахнул их в выдвижной ящик дубового стола и высказал уверенность, что проблем с усыновлением сироты не возникнет. Юридическую сторону вопроса полицмейстер, разумеется, целиком берет на себя. И – более того – специальным личным распоряжением обяжет всех посвященных в дело лиц под страхом каторги в письменной форме дать обязательство о неразглашении таинства усыновления. На том и разошлись.

Спустя еще пять дней у княгини Анастасии Михайловны Корсак задним числом «родился» сын. Из розыскного дела неизвестного сиротки, появившегося на свет дождливой осенней ночью, прямо на асфальте, у сбитой конной пролеткой неопознанной женщины, по личному указанию полицмейстера были изъяты прилагающиеся к нему очень дорогое кольцо с бриллиантом и кулон, а также все упоминания о существовании на теле этих безделушек. Кулон с портретом неизвестного мужчины Кузьма Григорьевич лично передал Анастасии Михайловне при конфиденциальной встрече, а колечко странным образом… пропало. Что же касается заведенного полицией личного розыскного дела бывшего сиротки, то оно, изъятое из следственной части, было списано, и его – с глаз долой – зашвырнули в самый дальний и пыльный угол огромного полицейского архива Петербурга. Пусть мыши читают, сколько влезет.

Так спустя месяц после рождения вновь обретший семью мальчик наконец–то получил имя и первый в жизни документ. А также, согласно действующему закону Российской империи, унаследовал от матери титул. И стал зваться князь Ярослав Михайлович Корсак.

Глава 1

Профессор Леонид Сомов остановился, поправил съехавшие на кончик носа смешные роговые очки, за которые студенты прозвали его Ботаником, окинул внимательным взглядом студенческую аудиторию и после короткой паузы продолжил:

– Таким образом, на русской язык это нелитературное немецкое словосочетание дословно переводится как «устроить жабью лапку»!..

Студенты, как по команде, дружно захохотали. Сегодня они могли, не боясь получить зловещий «неуд» по поведению, позволить себе некоторые вольности в дисциплине. Это была их самая последняя, заключительная лекция в пролетевшей словно одно мгновение бурной четырехлетней университетской жизни. Впереди, после коротких каникул, будущих дипломированных переводчиков с языка основоположника научного коммунизма товарища Карла Маркса ждали выпускные государственные экзамены и серьезная служба – в основном в структурах Наркоминдела и НКВД. И лишь немногие выпускники смогут применить полученные в альма–матер бесценные знания в сугубо гражданской жизни. Такова специфика текущего исторического момента. И таковы уже поступившие на будущих выпускников «сверху» заявки. Квалифицированных кадров в стране, как всегда, катастрофически не хватало.

– Однако, – для порядка чуть повысив голос, с легкой полуулыбкой резюмировал профессор, – это, как вы прекрасно понимаете, не более чем аллегория. И понятный каждому рядовому немцу истинный смысл этой фразы звучит следующим образом… Студент Корсак! Может, вы сможете перевести это выражение на понятный нам всем язык родных осин?!

– Я попробую. – Ярослав поднялся с места. В его карих глазах играли веселые огоньки. – Хотя не уверен в стопроцентной точности, но общий смысл понятен. Вроде как конец тебе, дядя. Допрыгался. Аналог сермяжного русского посылания на три веселых буквы. Первая «ха». Ну, а дальше… вы сами знаете.

Аудитория дружно громыхнула. Кто–то, держась за живот, даже сполз под парту и забился там в истерике, стуча ботинками по крышке стола. Разве могло такое случиться месяц, неделю или даже всего три дня назад? Но сегодня им, выпускникам, дозволено многое. Последняя в жизни лекция. Самая неформальная за все четыре года…

– Да уж, в России живем. Слышать приходилось, неоднократно, – усмехнулся довольный ответом Сомов. Правда, заметил мимоходом: – Только не лично в свой адрес. Бог миловал.

Сокурсники снова заржали. И лишь один из всей аудитории, кроме самого Ботаника, уловил недоступный всем остальным сокурсникам скрытый смысл последнего уточнения Сомова. Бог действительно миловал. Но отнюдь не профессора, как однозначно подумали все двадцать семь студентов–выпускников. А как раз наоборот – того абстрактного придурка, который рискнул бы, купившись на безобидный вид скромняги–преподавателя, неосмотрительно послать Леонида Ивановича по этому, самому популярному и короткому в нашей стране, адресу.