Валерий Горшков - Под чужим именем

Мама, конечно, до сих пор не спала – ждала его возвращения домой. Когда Слава вошел в квартиру, часы на комоде в гостиной показывали уже без четверти два. Едва переступив порог и встретившись взглядом с выбежавшей навстречу встревоженной мамой, он вдруг почувствовал сильное головокружение, присел на табуретку и – тут же потерял сознание…

Когда очнулся, обнаружил себя лежащим на кровати. В окно комнаты ярко светило солнце. Рядом с постелью сидели двое – мама и молодой, чуть старше Славы, милиционер в форме. Лейтенант. Заметив, что сын пришел в сознание, бледная, явно не сомкнувшая все это время глаз мама неожиданно всхлипнула, прижала к лицу скомканный в ладони платок и – улыбнулась:

– Как ты себя чувствуешь, сынок?

– Нормально. Не волнуйся, мам. – Слава попытался улыбнуться в ответ. – Долго я тут валяюсь?

– Восемь часов. Когда ты упал в обморок, я вызвала неотложку. Доктор обработал и зашил твою рану. Говорит, что порез неопасный, в больницу тебе не обязательно. Но ты потерял очень много крови, так что придется какое–то время полежать дома. – Анастасия Михайловна посморела на лейтенанта. – С тобой хотел поговорить товарищ из милиции.

– Здравствуй, Слава, – хмуро кивнул мужчина. – Я должен снять с тебя показания для протокола.

– Надеюсь, товарищ лейтенант разрешит мне присутствовать? – в своей обычной, не терпящей возражений манере уточнила Анастасия Михайловна.

– Это не запрещено, – разрешил милиционер. Раскрыв лежащую на коленях папку, лейтенант достал чистый бланк, ручку и принялся задавать вопросы по анкете. Записав все данные Славы, перешел непосредственно к ночному нападению:

– Расскажи подробно, кто, где и при каких обстоятельствах нанес тебе ножевую рану? Имена, приметы? Важна любая деталь.

– Я иногда езжу на Финский залив. В Стрельну. – Вспомнив о навсегда оставленной на лице грабителя ножевой отметине, Слава решил не давать участковому никаких зацепок. В конце концов подонки уже получили свое. – Гуляю, занимаюсь гимнастикой, бегаю вдоль моря. И возвращаюсь домой уже затемно. Так было и вчера. Я приехал поздно, трамвай уже не ходил, пришлось идти до дома пешком. Решил срезать путь, через проходной двор. – Корсак назвал адрес арки. – Подошли двое, лиц я не разглядел – темно было. Выпившие. Разило сильно. Спросили закурить. Я ответил, что не курю. Потребовали деньги и часы… Завязалась драка. Когда они сообразили, что не справятся, один достал нож и ударил меня в бок. Я пришел домой и потерял сознание. Это все.

– Хорошо дерешься? – хмыкнул лейтенант.

Корсак неопределенно дернул щекой: мол, куда уж нам, сирым и убогим. Просто так вышло. Развивать тему милиционер, к счастью, не стал. Спросил только:

– Опознать этих скотов сможешь?

– Вряд ли. – Слава качнул головой. – Я же говорю – темно было. Ни лиц, ни примет я не запомнил.

– Взяли что–нибудь? – Лейтенант что–то быстро записывал в протокол.

– Не успели. Со стороны улицы послышались голоса, и эти подонки предпочли удрать. Больше мне нечего добавить, товарищ лейтенант.

– Ладно. Будем искать, – вздохнул без особого энтузиазма милиционер и протянул Славе ручку: – Черкани здесь. – Взглянул на подпись, убрал протокол в папку и поднялся. – Выздоравливай. Когда понадобишься, тебя вызовут повесткой. До свидания.

– Я провожу вас. – Анастасия Михайловна направилась вслед за лейтенантом к входной двери. Вернулась. Села возле постели сына. Посмотрела ему в глаза. Спросила спокойно, без тени укора:

– Почему ты не сообщил про нож, который я нашла у тебя в кармане пальто? Все произошло не совсем так, как ты описал?

– Не совсем, – подтвердил догадку матери Слава.

– Ты… убил кого–нибудь из… них? – тихо спросила Анастасия Михайловна. – Или покалечил?

– Нет. Все живы и почти здоровы. Не волнуйся. Я чист перед законом.

– Тем более не понимаю. Если тебе нечего бояться, почему ты не рассказал всю правду? Ты… был не один? – вдруг предположила Анастасия Михайловна. Ее вдруг осенило: – Ты был там с девушкой, сынок?! Я права?!

Слава не стал лгать матери. Просто во второй раз чуть дернул уголками губ. Вроде как улыбнулся. Но эта гримаса опять странным образом подействовала. Больше по поводу ранения мама вопросов не задавала. Да и в милицию его так ни разу и не вызвали. Уголовное дело, видимо, безнадежно зависло…

Однако сам Ярослав, уже спустя две недели после драки появившийся в университете и после лекций поехавший с Сомовым в Метелицу, еще долго ловил себя на мысли, что, идя по Питеру, непроизвольно всматривается в лица всех встречных мужчин от двадцати до сорока лет – не по этой ли физиономии прошлась наискосок, оставив свою несмываемую отметину, лежащая сейчас в запертом ящике письменного стола зэковская «выкидуха»? И только спустя год–полтора это преследующее его наваждение постепенно сошло на нет, пропало. Жизнь шла своим чередом. В судьбе переходящего с курса на курс Славы Корсака появлялись и исчезали, сменяя друг друга, теперь уже самые что ни на есть реальные девушки. Он дважды в неделю регулярно наведывался в загородный домик Леонида Ивановича, тренировался, усиленно готовился к выпускным экзаменам, и единственный из всего на редкость непутевого курса имел реальный шанс окончить университет с красным дипломом, получить гарантированное распределение в Наркоминдел. Возможно, даже уехать на службу в Москву. Хотя, положа руку на сердце, Ярослав не особенно горел желанием покидать Ленинград.