Лев Пучков - Испытание киллера

Так вот, я страшно устал, при виде Оксаны кратко воспламенился тлеющей искоркой вожделения — эта фурия может воспламенить даже совершенно негорючий состав, — а когда встретил сопротивление — мгновенно утух. Спать. Сейчас мне хотелось только спать — ничего более не желала моя натруженная нервная система.

— Это что за новости? — Оксана по-своему истолковала отсутствие дикого энтузиазма в моем угасающем взоре. — Ты чем занимался ночью?

— Всю ночь пьянствовал с Бо и Коржиком, — вяло сообщил я и зевнул во весь рот. — Теперь хочу спать. Я страшно рад, что мы проведем сегодняшнюю ночь вдвоем, сердечко мое. Но сейчас…

— Да-а-а-а уж, — озабоченно протянула Оксана. — Я тебя упустила. Извини — что-то в этом плане я дала маху! Ну ничего — сегодня вечером мы расставим все точки над „i“. Сегодня…

— Ты мне что-то хотела сказать? — невежливо перебил я свою собеседницу и прямо в одежде завалился на кровать, показывая всем своим видом, что готов немедленно отойти ко сну. Такие штуки в присутствии дамы сердца я ранее не делал никогда — совсем распоясался! Чтоб средь бела дня, да при виде великолепных грудей, да прелестной попки и чувственного рта я завалился спать — да ни в жизнь! Вот если со всем этим эротическим комплексом да под одеяло — это я понимаю!

— Ай-я-яй! — обескураженно пробормотала Оксана и присела на край кровати. — Хочешь, я сейчас тебе… а?

— Не-а! — Я страшно зевнул, едва не вывихнув челюсть, и вяло махнул рукой, отвергая дар: — Уже все, май дарлинг. Уже уехал на ручной дрезине — как ты советовала. Так что ты там хотела сказать? Давай быстрее!

— Стас кое в чем прав, мальчик мой, — обиженно заявила Оксана. — Тебе надо расстаться с Милкой. Как это не прискорбно, но придется.

— Мстишь за отсутствие алчного желания? — поинтересовался я, поудобнее укладываясь на правый бок. — Не мсти — вечером реабилитируюсь.

— Нет. — Оксана пожала плечами и грустно вздохнула. — Тут наши отношения не при чем — это объективные факторы. Тебе придется расстаться с Милкой хотя бы потому, что она вскоре пойдет на поправку и ты пожелаешь жить с ней как с женщиной…

— А тут ты, да? — проникновенно закончил я. — И мне предстоит делать выбор между двумя дорогими моему сердцу дамами, отчего моя легкоранимая душа будет страшно страдать! О-о-о…

— Придурок, — констатировала Оксана и для убедительности покрутила указательным пальцем у виска. — Я тебе серьезные вещи говорю, а ты прикалываешься. Может, выспишься, потом поговорим?

— Не-а, давай сейчас, — решительно заявил я, с трудом подавив очередной зевок. — Только в доступной форме, без психоаналитических выкидонов.

— Милка никогда не сможет спать с тобой, — Оксана сожалеюще развела руками, — более того, живя рядом с тобой, она будет чувствовать себя крайне дискомфортно, что может свести на нет реабилитационный курс и вновь обострить заболевание.

— Страху нагоняешь? — неуверенно предположил я.

— Ничего подобного, — возразила Оксана. — Я была бы рада, если бы вдруг оказалось, что я ошибаюсь, но… но в сознании этой девочки ты всегда будешь ассоциироваться с той трагедией, которая с ней произошла. Она… она будет неразрывно связывать тебя и тех подонков, потому что…

— Ну чего ты несешь, а?! — возмущенно воскликнул я. — Ты же прекрасно знаешь, как было дело! Нету их, нету — не с кем ассоциировать! Она уже давно про них забыла…

Оксана смущенно замолчала и отвела взгляд. Я озарился мрачным предчувствием, что психоаналитичка вовсе не нагоняет страху, а дает мне верный прогноз, основанный на всестороннем анализе заболевания моей маленькой женщины. Говоря Стасу, что о заваленных мной гоблинах, изнасиловавших Милку, знаем только я и Милка, я несколько кривил душой. Естественно, я рассказал об этом Оксане! Иначе как она могла бы заниматься с Милкой, не зная всех подробностей и причин? И потом — мне нужно было как-то реабилитироваться перед своей совестью. Близкий человек должен был знать, что я отомстил подонкам, совершившим ЭТО. Что я не тварь дрожащая, а право имею… Так вот, Оксана неоднократно туманно намекала на грядущие осложнения в наших с Милкой отношениях в связи с обстоятельствами трагедии. Особенно ей не нравился портрет Тимура, лоб которого Милка метила моим шрамом. Намекала она, намекала! Но в конкретной форме обозначила эти осложнения лишь сейчас…

— Она всегда будет бояться тебя, — тихо сказала Оксана. — Она не сможет спокойно спать, зная, что ты находишься в соседней комнате. Спать в одной комнате с тобой — а тем паче в одной постели — она не сможет никогда. Ваша жизнь превратится в пытку. Ее подсознание будет постоянно кричать ей, что ты — тот самый человек, из-за которого с ней случилось это. Мало того — это же подсознание будет кричать ей о том, что ты — тот самый человек, который знает, что с ней случилось это; который присутствовал при этом; который… который убил на ее глазах…