Сергей Самаров - На войне как на войне

Пока поддерживает... Я прекрасно знаю, что человек становится совершенно ненужным бездушной государственной машине в тот момент, когда в нем отпадает надобность. И моя задача на данном этапе — найти золотую середину. Сделать так, чтобы я остался и нужным, и не настолько нужным, чтобы казаться опасным.

— Как вам наша кухня? — поинтересовался Мочилов.

Я понимаю, что проблема кухни должна в настоящее время беспокоить меня больше всего. Как без этого!

Я сел на прочный стул, к которому привык за время предыдущей долгой беседы в этом кабинете.

— С какими новыми бумагами вы изволите меня ознакомить? — оставил я его праздное любопытство в праздном состоянии. Своего любопытства хватает.

Полковник пододвинул мне бумаги.

— Поинтересуйтесь.

Я поинтересовался.

Ничего нового. Всю картину я сам прекрасно помню. И даже при своем не слишком глубоком знании психологии соображаю, что человеку свойственно задним числом, в воспоминаниях, несколько преувеличивать значение факта, который вызвал у него неадекватную реакцию. Восторг майора Угрюмова и капитана Стрекалова плескал со страниц рапортов. А ответы на вопросы со стороны Миши Саночкина меня просто повеселили. Очевидно, сильно был пьян...

Прочитав, я отодвинул листки на другой край стола.

Полковник Мочилов смотрел на меня с любопытством и с ожиданием. А я изображал небрежность и легкое высокомерие.

— Ну?.. — спросил полковник.

— Что?

— Что вы про это скажете?

— Рапорты как рапорты. А протокол допроса — эту бумагу можно использовать в качестве туалетной. Только тогда она приобретет некоторую ценность.

— А что касается стрельбы?

— Было такое дело. Но я всегда недурно стрелял, начиная с училища. А в остальном это случайность.

— Повторить не попробуете? — осторожно спрашивает, с недоверием. Понять полковника не трудно. Он офицер, судя по всему, умеющий держать в руках оружие. И понимает, что есть — возможное, а что — фантазии.

— Попробую, если у вас есть желание посмотреть. Мне и самому, признаюсь, любопытно.

— Тогда пойдемте. Тир у нас в противоположном конце центра. — Он встал и, как всякий канцелярист или секретчик, подергал ручку сейфа. Бумаги же, которые показывал мне, поскольку в них не стоит гриф «секретно», спрятал в ящик стола.

Я и это отметил. Это — привычка. Кто знает, может быть, когда-то мне знание таких вот маленьких фактов сгодится.

Дверь полковник закрыл на ключ. На конфигурацию ключа я тоже обратил внимание. Обыкновенный ключ от замка, какие привычно выделяет на любое строительство армейский ХОЗО [23]. При надобности я и с этим замком справлюсь без проблем.

Вход в тир тоже маскируется под березовую поленницу. Хотя бы ради разнообразия заменили березу на осину. Смотрелось бы веселее. Но у армейских архитекторов с фантазией всегда было туго. Единоподобие — основной компонент армейского мышления в любой стране мира.

Если в спортзале тренера я не обнаружил, то в тире нас встретил старший прапорщик. А за его спиной на огневом рубеже выстроились четверо ликвидаторов. Навыков они стараются не потерять. Должно быть, готовятся к возвращению в Чечню.

— Бутылки приготовили? — спросил полковник.

— Так точно. Десять штук, — доложил прапорщик. Я сразу заметил эту батарею, составленную у стены.

Четверо ликвидаторов опустили пистолеты Стечкина. Не любят стрелять на зрителях.

— Они нам не помешают? — спросил полковник.

— Мне — нет, — сказал я. — Все равно ничего не получится.

— Из чего стрелять будете? — поинтересовался прапорщик.

— "АПС".

— Привычка... — прапорщик доволен. Очевидно, это и его любимое оружие.

Он достал из сейфа пистолет, зарядил и протянул мне. Ликвидаторы сдвинулись к противоположной стене, освобождая огневой рубеж. Полковник занял позицию рядом с бутылочной батареей.

— Как лучше бросать?

Я объяснил, как это делает Миша Саночкин. Мочилов согласно кивнул. Приготовился. Я занял позицию.

Полетела первая бутылка.

Выстрел.

Пуля отбила горлышко.

Естественно, я и не целился в него — это невозможно. Я целился в бутылку.

— Почти получилось, — удовлетворенно сказал полковник.

— Случайность.

— Повторим.

Опять летит бутылка.

Выстрел. Осколки падают на землю. Бутылка разбита. Летит следующая. Опять разбита. За ней третья, пятая, седьмая.

— Бесполезно, — говорю я, опуская пистолет и поворачиваясь к мишеням спиной. — Хватит мусорить. И так прапорщику весь вечер осколки за нами собирать. Я не вижу цель. О какой прицельной стрельбе может идти речь?