Виктор Любчанский - Белорусский апокалипсис

— И не только зимуют, майн фрэнд, — чэпэшник тоже встал в запале повествования, — но и балдеют по жизни. Сидят в ста километрах и плюют на все «крыши», на гэбэ, на братву; их же мало, никто на них глаз и не положил. Знаю я одного банкирчика.

— Банкирчик, это хорошо, — радостно сказал Сергей Сергеевич и стал раскачиваться на задних ножках кухонного стула.

— Так вот, банкир этот подонок и ублюдок, — продолжал чэпэшник.

— Так это и коню понятно, — подхватил радикал, — все богатеи суки.

Кирута хотел жестом руки остановить подставной анархистский запал радикала, но не удержался на двух ножках стула и рухнул на пол.

— Не перебивай человека, слушай и мотай на ус, а то у тебя все суки, — почти скомандовал Сергей, потирая ушибленное плечо.

— Да, не вставляй лишние пять копеек со своим антиглобализмом, — попросил чэпэшник и уже сухим, деловым тоном рассказал, как и где можно попытаться найти деньги.

Через пять дней после убийства милиционеров на досках розыска преступников действительно появилась фотография Сергея Сергеевича. По настоянию радикала, Кирута начал отращивать усы и модную бородку, сменил причёску и стал носить оправу очков с обычным стеклом.

Теперь его было не узнать даже сверхвнимательному стражу порядка. Двоюродный брат Сергея, друг и соратник во многих начинаниях молодости, с готовностью отдал ему свой паспорт. Над бланком паспорта радикал кропал почти полдня, он над парами кислоты отделил защитный ламинат первой страницы, переклеил фотографию, затем при помощи утюга и специальных пластин всё заламинировал обратно.

Дорога в Польшу оказалась нелёгкой. В целях безопасности, пришлось ехать через Москву. По пути, в московском турбюро заказали визы, в ожидании которых трое суток проторчали в загаженном подмосковном общежитии для гастрбайторов. Вечером четвёртого дня выехали в Киев, а оттуда на автобусе до Варшавы. Экономический кризис, постигший Польшу, чувствовался на каждом шагу. Это была уже не та страна, как пять лет назад, когда Сергей впервые выехал в приграничный Белосток за покупками. Скопища бомжей оточали центральный железнодорожный вокзал Варшавы. Из-за постоянных блокад со стороны доведённых до отчаяния крестьян и безработных, поезда ходили с большим опозданием, поэтому белорусские гости долго не могли дождаться даже второклассной электрички. В итоге, до Кракова пришлось девять часов добираться пересадочными автобусами. Вдоль дороги везде стояли статуи и бюсты теперь уже покойному папе римскому Иоану Павлу второму. Они были повсюду — на площадях, у костёлов, перед входами в банки, школы, крупные супермаркеты. Папами заставили всю Польшу ещё гуще, чем когда-то Лениным Советский Союз. По происхождению поляк, Иоан Павел и после смерти остался непревзойдённым кумиром нации, но стороннему неклирикальному наблюдателю всё это казалось немного забавным и диковатым. Тем не менее, центр Кракова белорусам показался великолепным и праздничным. Но уже через час хождения по средневековым улочкам, путешественникам хотелось только одного — спать, спать как можно дольше и без перерывов. Остановились в недорогом пансионе и стали отсыпаться.

С утра началась плановая работа. Дозвонились знакомому беженцу со стажем, тот на удивление тут же согласился по телефону продиктовать номер сотовика банкира, потом умолял о встрече, плакался на горестную судьбу политэмигранта, почему-то клял на чём свет стоит поляков и нёс всякий бред из сплетен, густо перемешивая русские, польские и редкие Белорусские слова.

— Белорусские политики козлы, курвы, — неистовствовал в трубку беженец, — а особенно оппозиция, они все политические импотенты, трусы, я им говорил, предлагал, я сайт свой сделал, они у меня дома ночевали…

— Знаешь, братан, — прервал его Сергей Сергеевич, — я понимаю, тяжело тебе тут, я тебе перезвоню на днях, сейчас времени в обрез, извини, а за номерок спасибо.

Не дожидаясь ответа, Кирута положил трубку телефона-автомата, подмигнул стоящему рядом радикалу и тут же набрал номер банкира. На другом конце провода послышалось короткое польское «Так» (да), говорил уверенный мужской сипловатый баритончик, но услышав русскую речь, банкир сразу перешёл с польского на «великий и могучий». Голос его при этом приобрёл более высокие нотки.

— Дмитрий Петрович? Здравствуйте. — очень деликатно и даже заискивающе начал Сергей, — во-первых, хочу передать Вам привет от Урала Векентьевича.