Андрей Щупов - Звериный круг

Блоком отбив повторный выверт ноги, он поднырнул под выброшенный кулак и дважды ударил парня в лицо. Раунд был закончен. За явным преимуществом, без очков.

Компания с недоумением наблюдала, как их приятель заваливается на машину.

— Вот и все, — объявил им Валентин. — Про больницу и аптеку я уже говорил.

Есть какие-нибудь возражения?

Возражений не было.

* * *

Чапа сидел в своей излюбленной позе, забросив грязные башмаки на стол, по обыкновению сплевывая табачными жевышами в бумажные кулечки.

— Физкульт-привет! — Валентин прошел прямо к окну и распахнул створки. — Духотища-то какая!

— Парниковый эффект…

— Парниковый эффект — это когда кулек полиэтиленовый на шарабан натягивают. А то, что у тебя здесь, — малость по-другому называется. Что ты, интересно, вытворял?

— Бабу насиловал.

— Чего-чего?

— Во сне, — мутно пояснил Чапа.

— Ах, вон оно что!

— И прикинь, сначала, блин, сопротивлялась, ногтями полосовала, пиналась, а после, когда, значит, проняло, как клещ впилась. Оторваться не мог. И проснулся-то потому, что хотел вырваться. Такая вот похабь, Валек, снится.

— Говорят, Чапа, сон — душа человека.

— Иди ты!.. Я их, дур, пальцем никогда не трогал.

— Из лени, дружок! Исключительно из лени!

— Черта с два!

— Когда-нибудь в более радужном настроении обязательно приглашу тебя в баню.

— Это еще зачем?

— Да так… — Валентин достал из тумбочки радиоприемник, привычно закрутил ручки настройки. — Чистое любопытство. Один раз в жизни полюбуюсь на тебя мытого.

— То же мне удовольствие!

— Не скажи!..

— Между прочим, заглядывала Степанчикова бикса. Велела забежать за пайком.

— Что еще за паек?

— Откуда мне знать? — Чапа хмыкнул. — Немытым, сказала, не полагается.

— Узнаю. — Валентин сунул приемник под мышку и направился к выходу. — Не скучай!

* * *

Все шло привычным порядком. Со стороны залов доносился грохот железа, в окна было видно, как пропыленные рабочие разгружают вновь прибывающие автофургоны. Спорткомплекс работал, как четко отлаженный механизм.

На этот раз он застал в кладовой обоих. Аккуратно смежив колени, Гоша сидел в уголке и читал измятый газетный лист. На лице его было написано сосредоточенное внимание. Подобные клочки он подбирал на полу и на улицах, забивая ими все карманы. Если он не сидел в темноте, то обязательно читал. По наблюдениям Валентина, читал Гоша удивительно быстро и так же быстро забывал прочитанное. Может, оттого и не пропадало его неиссякаемое любопытство к печатному слову. Николай сидел рядом с ним, держа в руках черенок сломанной лопаты, невидящим взором вперясь в пасмурную от грязи стену. Он находился в очередной «коме».

— Братский привет народам подземелья! — Валентин прикрыл за собой дверь.

Увидев вошедшего, Гоша смущенно вскочил, сделал два шага в сторону, но, заметив протянутую руку, тут же поспешил навстречу. Уголки его губ судорожно подергивались, не решаясь на открытую улыбку. Вето, наложенное обществом…

Ответив на рукопожатие, Валентин прошел к скамье, по пути потрепав Николая по голове.

— Что такой мрачный, Колюнь?

Тот даже не шевельнулся. Расположившись на краешке скамьи, Валентин оглядел заваленное ведрами и тряпками пространство. Невесело. Совсем невесело!

Грязь, спертый воздух, недостаток света… И подумалось, что, должно быть, они проводят здесь немало времени. Если все представить, жутко станет! И впрямь настоящие дети подземелья…

Он нахмурился, и враз накатила тоскливая волна безысходности. С ним это иногда случалось. Точно исподтишка и с силой некто невидимый наносил затрещину, возвращая из мира иллюзий на грешную землю. Изучающе, словно впервые увидев, он взглянул на двух приятелей. Две покалеченные судьбы, два несчастных полусумасшедших существа. Изъясняясь языком фашизма — два недочеловека. Но кто сделал их таковыми? И почему, болтая о дарвиновском отборе, любители арийской чистоты поминают о талии, бедрах, окружности головы, но не о внутренней начинке человека?.. Да уж! Нет здоровых людей на планете, возможно, и не было никогда.

Да и в чем следует видеть это пресловутое здоровье? В бицепсах, в «скважности» голоса, в способности сострадать или в способности «мочить» не моргнув глазом?

Вот ведь вопросик! И те, кто беззуб, по идее — всегда в проигрыше. Потому что изначально готовы простить, подставить щеку, уступить место под солнцем. Но ведь не срабатывает дарвиновская селекция! Три тысячи — или сколько там лет — волчья часть человечества изводит оленью, а мир живет и живет, число «олешек» отнюдь не умаляется. Добро «борется» со злом, хотя бороться оно не умеет, а главное — не хочет. Ну не может иной интеллигентик выстрелить в человека! И ударить порой не может. Какая же это борьба? Однако ведь и у волков ни хрена не выходит! Ни в армии, ни в зонах. Грызутся, наступают, но на позициях топчутся тех же. И все до единой войны заканчиваются мирными подписаниями. Почему? Стало быть, есть некий подсуживающий рефери? Некий всемогущий наблюдатель, что не дает волю зубастым? Где там мудрствующие атеисты со своими ответами? Ау, откликнитесь!..