Владимир Моргунов - Серый кардинал

— Фелочка, — проворковала Рытова, взявшая себя в руки настолько, чтобы не выдавать волнения, — у меня для тебя сюрприз имеется. Не слишком, правда, приятный. Я везу к тебе нашего общего друга, Влада Рогунова. Он в ужасном состоянии, Феликс. И нужна отдельная палата, Фелочка, ситуация нестандартная, ты меня понимаешь. Только в отдельную палату, хотя бы в какую-то крошечную каморку. Вот и договорились. Как пожелаешь, можно и натурой.

Последнее уточнение касалось, очевидно, формы оплаты. Рытова аккуратно убрала стебелек антенны, положила трубку.

— Это семнадцатая горбольница, Женя, — обратилась она к Клюеву. — Ты знаешь, где это?

Клюев с готовностью кивнул. Неплохая больница. Особенно с учетом нынешнего бедственного состояния здравоохранения. Больничный комплекс был выстроен совсем недавно, в эпоху «раннего Горбачева», так что щедрость и размах позднего застоя выплеснулись здесь последними каплями. Начнись строительство лет на пять позже, оно наверняка не завершилось бы и к концу века. А так получились и светлые длинные коридоры, пол которых был вымощен очень симпатичной кафельной плиткой, и палаты, на удивление просторные, а койки в эти палаты словно бы с какой выставки современного-больничного оборудования попали. Связи, «блат», деньги — все пускалось в ход для того, чтобы прооперироваться в семнадцатой или залечить какое-то серьезное заболевание.

Феликс Верховский, высокий, худой мужчина лет сорока, с жутко волосатыми, очень чисто вымытыми руками, с грудью волосатой настолько, что это было заметно даже несмотря на глухой высокий ворот халата салатного цвета, с густыми усищами, блестящей лысиной и печальными темными глазами, выдававшими примесь то ли семитской, то ли кавказской крови, встретил их у входа в приемный покой. Тут же появились две санитарки с носилками-каталкой. Они достаточно легко и уверенно перекантовали Влада из машины в каталку, помощь Бирюкова и Ненашева выглядела просто символической.

— Так вот получилось, Феля, — вздохнула Рытова.

Феля только плечами слегка пожал — подумаешь, дело какое необычное. В последнее время сюда привозили пациентов с серьезными огнестрельными ранениями, расплачивались валютой, оставляли у дверей операционной дюжих «мальчиков», под одеждой которых явно присутствовало оружие, занимали палаты, раньше называемые «люксами». Требовать, как было заведено раньше, извещения «органов» о поступлении пациентов со «специфическими» ранениями теперь уже никому и в голову не приходило. В первую очередь это не приходило в голову Верховскому. Наконец-то он мог заняться непосредственной врачебной практикой и получать за эту самую практику достойную плату.

Через несколько минут Владу сделали рентген. Кости черепа оказались целыми, хотя внутренние гематомы были. Переломов костей не обнаружилось, относительно внутренних органов трудно было что-то сказать. Но то, что у Влада были сломаны три ребра и наверняка повреждена печень, сомнению не подлежало. Больше всего Верховский опасался возникновения перитонита.

— Постараемся вытащить, чего там, — усталая грусть или грустная усталость струилась из его бархатных семитско-кавказских глаз.

—. Наш человек с ним останется, — сказал Клюев как о чем-то решенном, но в то же время таким тоном, который подразумевал, что окончательное решение зависит только от Верховского.

Но Феликс ничего не ответил, только пожал плечами: в первый раз, мол, здесь кто-то остается.

— А когда с ним можно будет поговорить? — Клюев спрашивал не разрешения говорить с пациентом, он интересовался у специалиста Верховского, как тот оценивает состояние этого самого пациента.

И опять Верховский был невозмутим.

— Я думаю, что он завтра сможет говорить. Только вряд ли ему разговоры пойдут на пользу. Гематомы, они, знаете ли, давят в прямом и в переносном смысле, про сотрясение мозга — второй степени это уж точно — я молчу. Добавьте к тому наличие в организме психотропных препаратов, с выводом которых поврежденная печень и, возможно, почки будут справляться медленнее, чем обычно, и вы сможете оценить его состояние.

— Да уж, состояние такое, что не позавидуешь, — Клюев дипломатично употребил расхожую фразу, вследствие чего Верховский так и не понял, собирается ли знакомый пациента навестить последнего завтра.

Костю Ненашева оставили вместе с Владом в одной палате, предоставив в его распоряжение топчанчик, правда, с приличным матрацем и пообещав покормить ужином.