Кирилл Казанцев - Доказательство чести

Тишкин в раздумье вздохнул, словно сетуя на проблемы, которые непременно появятся после реализации плана, разработанного этими людьми, хорошо знакомыми ему. Можно было бы не вздыхать, если бы он впервые видел Копаева и Пащенко. Тишкин сделал бы свое дело, как обычно, невзирая на лица.

— И доказать вину Качалкина. Боря, тут надо еще постараться. Он знает, что его ждет после этого.

— Ваши предложения?

У Антона они были и прозвучали так уверенно, что Тишкин в который раз соглашался сам с собой в том, что этим людям верить можно.

— После того, что сейчас произойдет, я попрошу наших оперов организовать вашему Сороке подсадку, — пообещал Тишкин, открывая дверь.

— Не нужно. — Пащенко потупил взгляд. — Хата Сороки уже заряжена.

— Лихо! — то ли шутя, то ли восхищенно бросил начальник оперчасти. — Ну, вы даете!.. Интересно, кто в этом СИЗО хозяин? Если не секрет, кто вам помог?

— Обижаешь, начальник, — отрезал Копаев.

Было бы глупо сдать своего человека в тюрьме.

— Все равно же узнаю, — хмыкнул Тишкин.

— Ни за что! — Антон рассмеялся.

Качалкин заметил на экране монитора троих людей. Они стояли у входа, и один из них, хорошо ему знакомый, нажимал кнопку звонка. Майор почувствовал легкий дискомфорт. Тишкин никогда еще не приезжал сюда. Эта крыса — как геморрой. Он всегда вылезает в тот самый момент, когда ты танцуешь. Но кто эти двое?

Убрав на всякий случай пятидесятидолларовую купюру подальше — в ствол пистолета, Качалкин нажал на кнопку отмыкания замка и приготовился к встрече. Заодно он посмотрел и на часы. Визит был слишком ранним для ночной проверки и чересчур поздним для вечерней. Да и зачем Тишкину что-то проверять? Он обычно появляется в тот момент, когда все уже проверено и установлено.

— Как служба? — полюбопытствовал у дежурного начальник оперчасти.

— Без происшествий. Чайку, Борис Станиславович? Может, и гостям?

— Перебьемся.

Ответ Качалкину не понравился. Он мог сейчас позвонить начальнику СИЗО и выяснить, уполномочен ли Тишкин заявляться в тюрьму в начале первого часа ночи, но делать этого не стал. Могло оказаться так, что тот в своем праве. Тишкин виду не подаст, но бдительности дежурного не забудет.

— Поговорить есть где? — Этот вопрос Тишкина означал, что нужно выгнать в соседнюю комнату помощника либо выйти туда самому.

Качалкин выбрал второе.

— Уютно тут у тебя, — заметил Тишкин, когда все расселись за столом в комнате отдыха.

— Почему у меня? — спросил дежурный. — У нас. Может, все-таки чаю?

— Нет, у тебя. — Тишкин забарабанил пальцами по столешнице. — Кстати, что говорится в инструкции для внутреннего пользования о порядке и правилах перемещения дежурной смены по территории следственного изолятора?

— А точнее?..

— Об оставлении своего рабочего места. Ну, например, когда дежурному разрешается выходить из здания СИЗО на улицу?

— Ему не разрешается это делать, — сказал Качалкин, ощущая холодок под сердцем.

— Неправда ваша. — Тишкин продолжал постукивать пальцами, не глядя на собеседника. — Дежурному разрешается выходить на улицу. В случае землетрясения или угрозы разрушения здания, что, впрочем, одно и то же. Скажите, Качалкин, у вас есть с собой шкала Рихтера?

— Чья шкала?

— Рихтера.

— Я не знаю никакого Рихтера, и никакой шкалы он мне не давал.

— Именно этого Рихтера никто не знает, но его прибором измеряют баллы при землетрясении. Потому-то я и спрашиваю, сколько баллов было на той шкале без тринадцати минут двенадцать этой ночью, иначе говоря, сорок восемь минут назад?

Качалкин молчал. Он прекрасно понимал, о чем идет речь, и уже подумывал о том, чтобы позвонить начальнику СИЗО. За всеобщей суматохой тема притупится, а масштабные разборки еще никогда не приносили качественных результатов.

— Я вас не понимаю.

— Думаю, что поймете сразу, едва я доложу начальнику ГУИН, как майор Качалкин во время исполнения служебных обязанностей в двадцать три часа сорок семь минут выходил на улицу. Он сел в машину, принадлежащую одному из активных членов организованной преступной группировки Шебанина, и беседовал с ним почти четверть часа. Теперь вопрос стоит следующим образом: как правильно выйти из обстоятельств, которые для майора Качалкина непременно закончатся увольнением? Это самое малое, причем в тот момент, когда за плечами гигантский стаж в восемнадцать лет и семь месяцев. В худшем случае будет судимость. В тот момент, когда человеку исполнилось жалких сорок лет.