Михаил Ишков - Супердвое. Версия Шееля

Какую промашку я допустил?

Может, ветры в Москве подули с другой стороны?

Времена сменились, и ту информацию, которую раньше добывали с помощью ударов в ухо, теперь извлекают посредством комиссий, свято блюдущих «идейную чистоту» и «верность идеалам»?

Эту версию как единственно приемлемую, не противоречащую здравому смыслу, поставила под сомнение внезапно мелькнувшая догадка – причем здесь Ротте?

Тут меня стукнуло – может, здесь и собака зарыта? Кто в последний раз упоминал о Ротте?

Абакумов!

В какой связи?.. Во время разговора обмолвился: « …о Ротте мы поговорим в следующий раз».

Неужели «этот раз» уже настал? Но зачем Абакумову какой‑то Ротте?.. Неужели ему неизвестно устное распоряжение Петробыча сузить круг лиц, допущенных к тайне «близнецов»?

– …о недопустимом разгильдяйстве и беспечности, проявленной твоими подчиненными.

— Кем именно?

— Капитаном Закруткиным. С ним мы побеседуем отдельно».

« … мне даже не дали перекинуться с Толиком парой слов. Развели в приемной и, когда я вышел в коридор, Закруткина сразу пригласили в кабинет. С него тоже потребовали объяснительную, однако Анатолий был уже не тот безрассудный комсомолец и пламенный активист каким был в сорок первом. Ему хватило соображалки понять, оставлять письменные свидетельства ни к чему.

Он сослался на мой запрет.

— У вас, как я погляжу, настоящая круговая порука! Не надейтесь, капитан, мы выведем вас на чистую воду. Особенно по части ваших посещений местной барахолки. У нас есть письменные свидетельства, что вы не брезговали спекуляцией!

— Я выполнял задание командования.

— Вот и напишите, какие именно задания вы выполняли и как совместить их выполнение с торговлей водкой и офицерским обмундированием.

— Не мог же я бродить по барахолке с пустыми руками! А писать без распоряжения моего непосредственного начальника, полковника Трущева не буду».

« …Вопрос о рейхстаговке, на которую Закруткин якобы отправился спекулировать армейским обмундированием, не столько встревожил, сколько успокоил меня.

Настроил на боевой лад.

Это был момент истины. Пугающее недоумение по поводу вопросов, которые осмелился задавать мне Анисимов, сменилось достаточно веским предположением – если конечной целью этого прохиндея являлись «близнецы», это уже было государево дело, и для его защиты хороши любые средства. Если же дело было в чем‑то другом, будем считать, что своей настырностью и неумеренным усердием Анисимов развязал мне руки».

« …не буду рассказывать, как мне удалось прорваться на пункт связи штаба одной из армий и с помощью Клименко послать Федотову шифровку в Москву».

« …ни меня, ни Закруткина в комиссию не вызывали. Когда наконец пригласили, Анисимов взял другой тон.

— Вы нас неправильно поняли, – как ни в чем ни бывало заявил генерал–майор. – Мы вовсе не требовали от вас раскрывать смысл вашего задания…

— Странно! Закруткин именно так понял ваш вопрос насчет спекуляций на барахолке. Ему запрещено не то что писать на эту тему, но и вообще отвечать на подобные вопросы. Более того, согласно инструкции в подобных случаях он обязан немедленно проинформировать руководство.

— Вы отдаете себе отчет, товарищ полковник?! – не удержался Анисимов.

Один из членов комиссии, которого я шапочно знал по Лубянке – он работал в особых отделах у Абакумова, – поморщился.

— Николай Михайлович, не надо нагнетать страсти. Нам поступил сигнал насчет капитана Закруткина. Никто не предлагал вам давать письменные объяснения…

Я ушам своим не поверил. Вот оно как выходит!..

Никто не давал!!

Затем хладнокровие все‑таки восторжествовало – тебе, Никола, подсказывают, как следует вести себя, а ты ерепенишься. Зачем тебе скандал? Лучше прикинь, о чем можно и о чем ни в коем случае нельзя говорить, и как это выполнить?

О Шееле молчок, даже с применением физического воздействия. Самым надежным спасательным кругом для нас с Анатолием являлось молчание.

Если бы не этот проклятый Гелен!..

Действительно, его запрет на переброску Шеелей мог произвести неблагоприятное впечатление не только на Абакумова, но и на других участников группы, курирующей «близнецов». Отказ Генерала мог свидетельствовать, что в Пуллахе Шеелю не доверяют. Возможно, там известно что‑то такое о Алексе, о чем мы даже не слыхали. Эта версия на корню подрубала всю операцию «Троянский конь».

Такое не прощается!