Михаил Нестеров: Спецназ не сдается

Конечно, чувствовалось отсутствие современного вооружения, которым привыкла пользоваться «вторая волна» «гранитовцев», с ним было бы несравненно легче и спокойнее работать. Сейчас оба диверсанта — во всяком случае, Сергей Перминов — чувствовали себя в другой, «отсталой» эпохе, в 70 — 80-х годах прошлого века. Где Тритоныч был, несомненно, лидером и непревзойденным асом.

Пять минут. Сергей глядел на светящийся циферблат часов. Синхронный взрыв двух мин должен совпасть с дежурным сбросом бомб в порту, чтобы не напрячь акустиков, которые наверняка уловят посторонний шум.

Когда секундная стрелка указала, как на компасе, на север — 12 часов, Сергей привел в действие таймер взрывателя диверсионной мины (он должен сработать в одну минуту второго) и катнул ее в сторону двух антенн. Имея форму гильзы и внешне похожая на американский диверсионный заряд «Мк.12» в миниатюре (даже имелось сужение, как у дульца гильзы), мина откатилась точно к основанию ближней к Перминову антенны.

Порядок.

Сергей побежал вниз. И тут его уха коснулся легкий вскрик. Командир, изготовив автомат, ускорил темп, выругавшись: «Черт! Нужно было самому идти вниз, а не посылать старика».

В помещении караулки горел дежурный свет. На длинном полированном столе отражались огни анахронической коротковолновой ламповой радиостанции: светились массивные индикаторы, контрольные колпачки над тумблерами и продолговатая шкала настройки. От современных радиостанций она отличалась стабильной работой и, соответственно, устойчивой связью.

Именно об этом подумал начальник смены по имени Абдалла Хаким, когда вышел на связь с караульным форта: его переносная радиостанция отозвалась лишь привычным фоном помех.

Такое изредка случалось. И старший смены вынужден был придерживаться инструкций: налаживать голосовую связь с подчиненными.

До смены караула оставались считанные минуты, и можно плюнуть на одну из страниц предписания караульной службы, но на то они и установки, чтобы их выполнять.

Абдалла Хаким был в чине лейтенанта и проработал на должности начкара пять лет. Начальник тюрьмы, проводивший в форте неполных восемь часов, скоро должен выйти на пенсию, и тогда его место займет лейтенант — но уже в чине капитана.

И сейчас работа непыльная; правда, надоедает находиться в компании тридцати человек. Тридцать человек — это тридцать характеров, столько же привычек и прочих особенностей. Вот две такие «особенности», которым через пять минут заступать на пост, намеренно усилили храп, а все для того, чтобы подольше раскачиваться и пялить недоуменный взгляд («В чем дело?») на начальника. Хоть минуту, но выкроят.

Караульные отдыхали на спартанских кроватях: узкие и с жесткой сеткой — на них особо не понежишься.

— Подъем! — негромко скомандовал Абдалла, проходя вдоль кроватей и тряся их за спинки. — Подъем.

«В чем дело?» — одни круглые, как линзы от бинокля, глаза.

«В чем дело?» — вторые — осьминожьи. Вот-вот окутаются чернильным облаком.

Днем умыться не заставишь, за стол с грязными лапами садятся, а сейчас начнут взбадривать себя холодной водой, долго, очень долго пробуя ее пальцами. А их сменщики, того гляди, начнут мыть ноги. И так каждый день, каждую смену. Надоело.

Абдалла взял со стойки свою винтовку и пошел к выходу.

Тритон успешно добрался до электроподстанции. Открыв щиток при помощи ножа, он оглянулся...

Его от караульного помещения отделяло правое, восточное, полукольцо форта; по внутренней стороне проходила каменная лестница. Ее разделяла довольно длинная площадка — не менее пяти метров. К ней подходил охранник, вышедший из караулки. Он схватился за винтовку, когда в шести-семи метрах впереди увидел странную фигуру в черной облегающей одежде.

Тритон вовремя обернулся — Абдалла Хаким ступал бесшумно. Но до того мгновения, пока их глаза не встретились.

В одной руке Кашинский держал мину, в другой — нож. «Не моя дистанция», — мгновенно пожалел Тритоныч. И ближе охранника подпускать нельзя. Секунда — и он разразится криком или стрельбой.

Сергей не видел, какие чудеса вытворял «палубой» ниже его старший товарищ. Он бы точно назвал это трюкачеством. А скорее всего не смог бы подобрать определения действиям Тритона. А если в какие-то минуты Перминов походил то на саламандру, то на огромную пиявку, затаившуюся под толщей воды, то Кашинский сейчас походил на безобразную жабу. Особенно его скачок — с места назад и в сторону. Он оттолкнулся так сильно, что его ноги подкинуло. В эти короткие мгновения он не думал о том, что приземляться будет на вековые каменные ступени, что в его левой руке по-прежнему находится «малый» диверсионный подрывной заряд. Он метнул нож, зависнув над камнем, с расстояния в четыре метра, со своей любимой дистанции, с поджатыми к животу коленями и чуть набок. В таком положении хорошо принимать клизму, но никак не метать нож. Но Тритону это удалось. Его сильный бросок достиг цели... только наполовину: острый, как бритва, клинок распорол плечо противника.