Михаил Нестеров: Спецназ не сдается

И кому раскрывать объятия — воскресшему, чудом избежавшему смерти или прежнему?

Но прежнего не возвратишь. Как и сама она уже никогда не будет прежней. Что-то сломалось в душе, надломилось в сердце. Хоронила-то она любимого, с незапятнанной репутацией человека, а теперь вот вынуждена ждать совсем другого, незнакомого. С неузнаваемыми глазами — и на этом хватит".

Подмена, подумала она. И еще раз повторила про себя: «Подмена».

И вдруг поймала себя на мысли, что не столько ждет, сколько оттягивает момент встречи. Не оттого ли гонит сон, который обворует ее на час, два или больше?

И когда это началось? После беседы с Бобровым или раньше, когда она в упор спросила Сергея: «За кем ты идешь, Сергей?..»

Только теперь она поняла, что он не мог ответить на этот вопрос.

Она встрепенулась: вообще, откуда взялись такие патриотично-комсомольские мысли? Нет, надо было заглянуть в зеркало, наверняка она бы увидела на голове красный платок, а на груди значок с профилем Владимира Ильича.

«Нет, все будет хорошо». Она, опьяненная бессонницей, улыбнулась впервые за несколько дней. Хорошо потому, что гарантом выступал Сергей. Она заглянет сначала в его глаза, а потом, увидев в них подсказку, — в другие.

Непросто. Сложно. Как и все в этой жизни.

Она заснула с так и понятой ею фразой: «Я использую его». Она то ли спрашивала, то ли отвечала.

Иран

Сергей представлял, что будет твориться в камерах, но такого гвалта, похожего на усиленный динамиками чаячий гомон, вообразить себе не мог.

Крики заключенных, просивших об освобождении, заглушали тот единственный голос, который он хотел услышать.

Сергей бежал по кольцу первого этажа форта, притормаживая у каждой двери и крича:

— Яша! Капитан!

Мгновение — и он бежал дальше.

Камера слева, камера справа. Луч фонарика мечется из стороны в сторону, коридор кажется живым, и сама тюрьма, словно корабль, раскачивается на волнах.

— Капитан! Яков!

Камера слева. Камера справа.

— Капитан! Яша!

Кружилась голова; и от нескончаемых дверей, мелькавших перед глазами, казалось, что он пошел по второму кругу.

— Капитан!

Впереди лестница. За подъемом на следующий этаж столько же необычайно крепких, луженых глоток, требующих свободы.

Остановка. Рыщущий свет фонаря. Кажется, сейчас он скользнет по каменному полу и обнажит метровый слой воды под ногами, чье-то расплывчатое тело, посиневшее от нехватки воздуха лицо.

— Капитан!

Бег по кругу. Уже по второму. Нет, по третьему. Остановка. Крик: «Яша!» Ответные крики — противные, липкие, безапелляционные, наглые. Следующая дверь.

Сумасшедший дом. Виварий. Снизу звучат выстрелы, словно это отстреливают непокорных или остервенело палят в восставших из мертвых собак.

Дверь. Крик — нахальный, издевательский.

Дверь. Крик:

— Я здесь! Здесь!

Дальше. Бегом.

Следующая дверь.

Стоп!

Сергей остановился так внезапно, что едва не упал. Он вернулся и, боясь, что больше не услышит ответа, позвал:

— Яков!.. Командир!

Долгая, нескончаемо долгая пауза и...

— Я здесь...

Вот и все.

Перминов тронул дверь рукой, коснулся ее как живого существа, к которому летели его мысли этих три долгих месяца. За которые он был разжалован в матросы, но благодаря своей вере и дружбе стал капитаном.

— Отойди, Яша!

Сергей наискось прошил крепкую дверь вокруг замка. Двинул по ней ногой. Достал «эмфибиен», и в дверь, выбивая щепки, вонзились последние пули. Отбросил пистолет.

Еще один сильный удар, и дверь открылась.

Яков стоял справа от нее. Он, казалось, прятался. Его дрожащая рука то ли скрывала неузнаваемое лицо, то ли защищала его от яркого дрожащего света.

Сергей, проглотив тугой комок в горле, молча протянул ему руки...

Николай Зацарный не находил себе места. Он не расставался с автоматом потому, может быть, что помнил напутственные слова Тритоныча: «Мне хороший стрелок нужен на судне, прикрывать нас будешь».

И еще сказанное кап-три чуть раньше: «Работы для тебя будет столько, что объешься».

Морпех не мог сказать себе, хочет ли он «объедаться». С одной стороны, хотелось, чтобы все прошло гладко, без единого выстрела, с другой — еще не выветрился короткий бой с морскими пиратами. Тогда Николай не отдавал себе отчета, почему он действует так, а не иначе. Работал на автопилоте, перебегая от одного иллюминатора к другому, давая одну очередь за другой. И... завидовал Кашинскому, его смелости, азарту, даже бесшабашности, с которыми он встречал противника. Фактически он выиграл бой еще до его начала, расставив все фигуры так, чтобы потом перещелкать их в считанные секунды.