Дон Пендлтон - Разгром в Сент-Луисе

Болан был по-настоящему растроган. Он повернулся спиной к окну и сказал:

— То есть ты готов стать домохозяйкой, Джон. Но для этого тебе придется от слишком многого отказаться. Ты это знаешь? Как насчет школы? Как быть с твоими занятиями, друзьями, развлечениями, спортом, девушками — особенно с ними?

Мак покосился на брата.

— У тебя есть девушка?

Джонни кивнул.

— Вы близки друг другу?

— Э-э... ну да...

— И ты готов к тому, чтобы сказать ей «прощай»?

— Я уже сказал.

Таррин нервно закурил сигару. Когда наконец парнишка перейдет к главному?

Болан-старший между тем говорил:

— Я живу в преисподней, Джон. Ты не можешь себе представить, что это такое, и тут не в возрасте дело. Чтобы это понять, надо здесь пожить какое-то время. Это паскудная жизнь. Точнее — вовсе не жизнь, а разновидность затянувшейся смерти, Джон. Ты никому не доверяешь, ни с кем не общаешься, ни во что не веришь. Каждого встречного мужчину или подростка, каждую женщину или девушку ты должен рассматривать как потенциального врага, готового заложить тебя за горстку баксов. Здесь никто не протянет тебе руку помощи, здесь не существует дружбы или общности идеалов — здесь нет ничего, кроме предательства и смерти. И ты хочешь вести такую жизнь?

— Но ты-то ее ведешь? — упрямо ответил Джонни.

— А кто я такой? — раздраженно выпалил Мак. — Посмотри на меня, Джои! Внимательно посмотри! Кто я к черту такой? Пример для подражания?

— За тобой я бы и в ад пошел, — сказал парнишка сквозь сжатые зубы.

— Ты это уже сделал! — отрезал Болан. — А я тебе говорил, чтобы ты и думать об этом забыл! Мне казалось, ты понял!

«Спокойней, спокойней», — хотел сказать Таррин.

— Мак, я... я должен был. У меня не было выбора.

Ну вот. Перешел к главному.

— Всегда есть возможность выбора между раем и адом, Джон, — по лицу Болана-старшего невозможно было судить о той эмоциональной буре, которая бушевала внутри него, но подозрительно заблестевшие глаза выдавали его с головой. — Я сделал свой выбор там, на кладбище Святой Агнессы. И ты помог мне его сделать. С тех пор я живу в соответствии с этим выбором. И я надеялся, что ты тоже будешь держаться своей линии.

— Я тоже выбираю ад!

Пацан забуксовал на месте. Главное до сих пор не было сказано.

Болан-старший застонал:

— Джонни! Существование ада лишается всякого смысла, если пустуют небеса! Я хочу, чтобы кто-нибудь из близких мне людей жил в раю. Хотя бы один!

О Боже! Таррин пожалел, что не извинился и не оставил их одних под каким-нибудь благовидным предлогом, а теперь было поздно.

Джонни наконец вышел на главную тему.

— Вот... э-э... насчет этого... Мак, я же сказал тебе: у меня не было выбора. Вал... она... э-э...

— Что с ней?

— Она выходит замуж, черт возьми!

Мак на несколько секунд застыл на фоне окна, залитого ярким солнечным светом. Затем он сказал очень тихо и спокойно:

— Ну так пора ведь, не так ли? Я этого хотел, Джон. Эй... Вал никому из нас ничем не обязана. Она заслужила...

— А я и не говорю, что не заслужила.

— И кто же этот счастливчик7

— Агент ФБР, — Джонни стрельнул глазами в сторону Таррина. — Один из его людей.

— Тебе он нравится?

— Думаю, парень что надо. Вал, по крайней мере, так думает. В общем, я не против. А вот как ты?

— Присоединяюсь к тебе, — ответил Болан-старший.

— Ну, теперь ты понимаешь, почему... я имею в виду, что теперь самое время нам быть вместе. Вот что я думаю.

Лео Таррину не нужно было доказывать, что Маку Болану тоже не чуждо ничто человеческое. Лео знал, что значит для Мака Вал. Он был в Бостоне, когда тот метался по ночному городу, разнося все на своем пути, чтобы только отыскать ее. Лео был там, когда Болан спас ее от участи во сто крат худшей, чем смерть, а потом, убедившись, что не осталось ни одной щелочки в круговой защите, и повторения бостонских событий невозможны, сказал ей «до свиданья». Таррин лично присутствовал при том эмоциональном, вышибающем слезу прощании. Болан принял мучительное решение и вернул ее миру — светлому миру. И невзирая на то, что Мак действительно долгое время хотел, чтобы она сделала свой выбор, Лео знал — для Болана это известие подобно горсти соли, брошенной в незатянувшуюся рану. Лицо не выдаст боли, ни один мускул не дрогнет, но глаза, ставшие на несколько секунд предельно усталыми и несчастными, глаза не смогут скрыть правды.

— Что ж, какое-то время тебе придется трудно, Джон, — говорил старший брат младшему. — Конечно же, тебе будет ее не доставать. Но ты должен понять, что Валентина тоже человек, ей нужно тепло, нужна любовь. Не может же она всю оставшуюся жизнь сидеть рядом с тобой...