Татьяна Величкина - Двуликая луна

Так как погода стояла великолепная, Сергей предложил отправиться на речку, покупаться. Бабушка быстро им собрала все необходимое на природу, так что покупать по дороге им ничего не пришлось.

— К вечеру возвращайтесь, мама звонила и хочет вас видеть на ужине, придет еще ее коллега Сергей Маркович.

— А этот, — протянул Сергей и в его голосе, Катя почувствовала недовольные нотки.

— Сережа, — бабушка наставительно посмотрела на него. — От Сергея Марковича многое зависит, и скажи спасибо…

— Бабуля, я тебя люблю, — мягко прервал ее Сережа, — мы пойдем, а то еще не успеем к ужину.

— Ладно, давайте, — улыбнулась бабушка, — только осторожнее там, на дороге, не лихач.

Река была совсем близко и вскоре, они сидели на берегу, а раскидистая ива, закрывала их от знойного солнца. Сергей развел костер, и предложил пойти покупаться. Сладкий дым костра, тихий ветерок с речки, щебет птиц, все это было так романтично. Она невольно вспомнила вечер, когда они с ребятами пошли на Ангару, где они сидели так же с Сережей у самой воды, и как все было хорошо, до того момента, как не появился Макс. Что ему нужно было от меня, подумала про себя Катя. Никогда не думала, что Максим таким уродом окажется, еще немного, и все бы кончилось очень плохо.

— О чем задумалась, Катюша? — Сережа ласково обнял ее за плечи и почувствовал, как она напряжена, он погладил ее по волосам и, повернув к себе, поцеловал. Катя нежно ответила на его поцелуй и, крепко обняв его, прижалась к груди Сергея.

— Знаешь, я так соскучилась, но когда ты прикасаешься ко мне, у меня все внутри сжимается, и мне хочется ответить взаимностью, но начинается какой-то ступор.

Она положила голову ему на колени и посмотрела на ярко голубое небо, где медленно проплывали белые, словно барашки облака. Сережа гладил ее по волосам и рассказывал, что здесь делал, пока ее не было, и еще о том, что скоро должен приехать отец, которого он не видел восемнадцать лет.

— Да? А у тебя есть его фотография?

— Нет, я помнишь, говорил тебе, что мой отец работает в спецслужбе, по этому после развода у нас не осталось ни одной его фотографии. Та, что была у мамы, она сожгла в приступе ненависти.

— А почему он так редко писал тебе письма?

— Не знаю, наверное, ему трудно было уделять мне больше времени.

— И он не мог ни разу приехать?

— Я задавал себе тот же вопрос и утешал себя мыслью, что ему просто было нельзя. Может там у него жена, дети.

— Навряд ли, он бы не писал тогда… ой, кипит! — подскочила она к котелку, где варилась уха из наловленной Сережей рыбки. Приподняв крышку, Катя попробовала суп и, оставшись довольной, бросила туда немного нарезанной зелени и лавровый лист. — Вкусно, почти готово.

— Так может снять с огня? — предложил он и, лихо, управившись с котелком, перелил его содержимое в кастрюльку. Уха и вправду оказалась сверх ожиданий. Катя, помыв картошку, засунула ее в догорающий костер и начала резать хлеб, огурцы с помидорами, а Сергей уже через пятнадцать минут выкатывал палочкой испеченную картошку из горячих углей.

— Будем, есть нечищеную с золой, так вкуснее, — улыбнувшись, он протянул ей уже посоленную картофелину, — чувствуешь, классно?

— Угу, — кивнула Катя, ее рот уже был занят огурцом, — вкусно до безумия.

К вечеру, когда солнце уже начинало садиться, они сидели лицом к солнцу и наблюдали за розовым закатом. Лучи солнца расползлись по горизонту, а небо стало кроваво-алым, края облаков вспыхнули золотом, но не надолго, вскоре их кромка поблекла и из золотой, превратилась в синюю. Катя вспомнила о том, что бабушка напоминала об ужине, хотя есть, совершенно не хотелось. Там, она должна была познакомиться с мамой Сережи, которую Катя боялась почему, сама не знала.

Сергей, казалось, ни куда не собирался, ему так не хотелось домой, здороваться с этим Сергеем Марковичем, которого он терпеть не мог. И что мама в нем нашла.

— У тебя шрам на голове, — Катя провела рукой по его виску, — что это?

— Мама рассказывала, когда я был маленький, они попали в автокатастрофу, и у меня была ужасная травма, врачи думали, что я не выживу, но как видишь, все нормально.

— Ты был совсем мелкий?

— Ага, не крупный, мне было всего два года, я, конечно, ничего не помню, но мама не любит об этом вспоминать.

— А она какая, как мне с ней общаться?

— Если ты ей понравишься, то все будет «ок», если все наоборот, это уже ее проблемы.

— Ну, зачем ты так, она ведь все-таки твоя мама.