Анатолий Афанасьев - Мимо денег

Сабуров смотрел на нее, прикрываясь ладонью от солнца, потом своим платком вытер ее губы, запачканные мороженым.

— Извините, — смутилась Аня.

Она почти засыпала, и это тоже было маленьким чудом. Надо же, можно подремать на солнышке, пронизывающем листву… Разве могла она об этом мечтать еще день назад?

— Ничего, — будто сам себе сказал профессор. — На первый раз достаточно. Все образуется, и справедливость себя обязательно окажет, как говаривал один матрос. Вы, Анечка, еще слишком слабы, чтобы рассуждать здраво.

— Какой матрос? — сквозь сон спросила Аня.

— У писателя Станюкевича. Обычный русский матрос. Сколько его ни били, ни ломали, все свое талдычил: правда, дескать, восторжествует.

— Восторжествовала?

— Нет. В конкретном случае нет. Но если брать вопрос шире, доводить до обобщения… Поразительная национальная черта, эта, в сущности, слепая вера русского человека в непогрешимость разумного, справедливого устройства мира. Об нее, если отбросить частности, как раз и споткнулся нынешний режим, выдающий себя за либеральный. Десяток лет пытаются втолковать мужику, что доллар превыше всего, а ему и невдомек. По-прежнему цепляется за свои старинные цацки, хоть кол на голове теши.

— Матрос утонул, да, Иван Савельевич?

— Можно сказать и так… Поехали домой, Анечка. Совсем ты, гляжу, разнюнилась.

Аня послушно поднялась, уцепилась за его локоть. Сабуров сурово насупился. Впервые после долгого безвременья женские прикосновения вызывали у него такие чувства: защитить, прикрыть, приласкать. Эх, думал растроганно, сбросить бы годков тридцать, сорок…

Неподалеку от выхода из сада, возле теннисного корта их поджидали двое молодых людей преступного вида. Оба одетые как для уборочной страды: в кожаных телогрейках, в шерстяных шапочках, в широких сатиновых штанах… Глаза тусклые, как у кабанов. Сабуров намерился их обойти, но Аня, хотя была в полусне, сразу сообразила, что ждут именно их. Встрепенулась, пошла ровнее. Молодые люди перегородили им путь, как два раскачивающихся столба.

— Что, старинушка? — спросил один, сцедив окурок с губы. — Не слишком ли молодую телочку снял? Отдай лучше нам.

Сабуров оглянулся по сторонам: те же пожилые пары на корте, слева, за забором из рабицы, несколько человек гоняют в пинг-понг, на дороге они одни. Никто на них не смотрит.

— Вам чего, ребятишки? Приключений ищите?

Парни заржали добродушно.

— Ага, приключений… — согласился громила. — Потрахаться охота. Скоко хочешь за свою мочалку? Ста рублей хватит?

— Я же вам говорила, — упавшим тоном пролепетала Аня. — Они не отступят.

Сабуров не поверил. Подгулявшие с утра задиры — досадное совпадение, не более того. Он попросил:

— Ребятки, не шалите. Дайте пройти.

— Слышь, Петух, — сказал один другому с удивлением, — старому пердуну ста рублей мало.

— Наглый он, — ответил тот. — Придется поучить. Отойди-ка, братан, разомнусь маленько.

Разминка заключалась в том, что парень развернулся на одной ноге, а второй, обутой в кроссовку, нанес Ане два удара: первый в живот, второй в голову. Девушка повалилась на песок, как подрубленная. Сабуров кинулся на обидчиков, но тут же обнаружил себя стоящим на коленях. Попытался вдохнуть или выдохнуть, но в горле заклинило и перед глазами вспыхнула алая, дробящаяся пленка. Озорные лица парней просачивались сквозь нее смутно.

Оба еще для порядка лениво попинали лежащую без сознания Аню и собрались уходить. На прощание тот, кто руководил экзекуцией, наклонился к Сабурову:

— Не ходи больше в наш садик, дед. И телку за собой не таскай. Пожалей свои седины. Понял?

Сабуров уже обрел дар речи, хотя встать с колен не мог.

— Кто вас послал?

— Думай сам, дед, пока мозги не вышибли. Первое предупреждение. Второе будет последним.

Сабуров поймал тусклый, расплывчатый взгляд негодяя, вобрал его в себя. Из мозга в мозг послал уведомление.

— Жаль мне тебя, сопляк. Не доживешь до утра.

Парня качнуло, и он отступил на шаг.

— Ты чего, Ганя? — удивился напарник. — Заткнуть ему ротину?

— Заткни, — кивнул Ганя, белый как мел.

Лежа на спине, Сабуров проследил, как они уходили, статные, рослые, удалые. Ни один не оглянулся. Он переполз поближе к Ане по теплому асфальту. Подул ей в нос. Поднял кофточку, ощупал живот. Сразу трудно определить, какие новые повреждения прибавились к прежним.

Мимо них женщина протащила упирающегося, хнычущего малыша, объясняя на ходу, что «дедушка и тетенька пьяные».