Михаил Нестеров - Офицерский крематорий

И еще с десяток подобных кадров, слившихся в один жуткий ролик. От первой жертвы до последней.

Какую закономерность предлагала найти Рита?

Другой вопрос: кто авторы снимков? А может быть, автор один? Нет, покачал я головой. По качеству снимков, по манере снимать я разделил фотографии на четыре группы. Один фотограф находился на удалении, и он был автором снимков с общим планом горящего здания, а также снимков, на которых запечатлены последние мгновения жизни тех четырех несчастных, выбросившихся из окна.

Второй фотограф находился в гуще событий. Он буквально фиксировал на камеру одну смерть за другой. В общей суматохе никто на него не обратил внимания, и это с учетом того, что добрая половина зевак была вооружена камерами, встроенными в смартфоны и мобильники, и едва успевала нажимать на кнопки: снять, сохранить – в качестве заставки, в памяти, под каким именем… Камеры посредственные, качество снимков соответствующее. В коллекции Риты снимки – только хорошего качества. Значит ли это, что она выбраковывала неудавшиеся фотографии?

Третий фотограф запечатлел перепалку медика «Скорой» и полицейского. Он претендовал на авторство другого снимка, на котором был изображен полицейский с изувеченным лицом и отсеченной кистью, но мне над этим еще предстояло поломать голову.

Четвертый сумел заснять обгоревшего, с ампутированными пальцами полицейского на фоне колеса машины. Возможно, он лежал по ту сторону «Скорой». Впрочем, это всего лишь догадка. Несомненно одно: все эти люди – жертвы ЧП – «чкаловского пожара», так распаковывали многие эту аббревиатуру. Спорно другое: зашифрован ли в этих снимках ключ? Если я найду его, то установлю сам факт теракта и его исполнителей.

Фотографии. Я фильтрую их изображения через сетчатку своих глаз, освобождая от примесей. Только на трех из них время не проставлено. Скорее всего, на камере была отключена эта опция или вообще не предусмотрена. Но, судя по качеству хотя бы одного снимка, камера изобиловала всевозможными опциями. Другой вариант – печать велась не на весь кадр. Еще один – при печати дата и время были отключены. В те времена, когда я был занят по уши, я относил флешку в соседнее ателье, где грузный и небритый, с вечной зубочисткой во рту хозяин заведения в подворотне на Беговой, он же приемщик, цедил сквозь зубы: «Дату бум печатать?» Я всегда отвечал «бум». И всегда опасался, что вместо фотографий этот неопрятный верзила бросит на стойку кусок мяса.

Из сорока имеющихся в моем распоряжении снимков на трех не было даты. И снова, в который уже раз, я раскладываю их перед собой.

Первая – спор между медиком и полицейским: что делать с двумя трупами, над которыми еще клубится пар. Видимо, к этому времени эвакуация живых и раненых завершилась, и пожарные, и полицейские выносили и складировали на улице трупы. В моем распоряжении оказалось два снимка, на которых десятки трупов, и только часть из них прикрыта: одеялами, пледами, накидками, что принесли местные жители, кителями и куртками выживших. Что примечательно, прикрывали сильно обгоревшие трупы, головешки по сути, а другие были предоставлены для оперативного опознания. Этого опознали, и его увозят в одно место, этого – нет, его везут в другое, в какой-нибудь отстойник при больнице, потому что в те часы и минуты на месте пожара царил хаос, никто не знал, что делать, никто не рискнул взвалить на себя хотя бы инициативу, не говоря уже об ответственности – от нее бежали прежде всего высшие чины. Только пожарные знали свои места и четко выполняли свою работу. И медики. Они развозили раненых по больницам, находили в себе силы (вот как этот медик в распахнутом пуховике) ставить на свое место обезумевших, чудом спасшихся полицейских.

Невозможно было помочь и двум другим несчастным, угодившим под осколочный огонь. Мне представлялась застекленная дверь, к которой подходили эти двое. Конец смены, они перебрасываются шутками. Один из них протягивает руку к двери, чтобы открыть ее, а она вдруг покрывается трещинами, разделяясь на манер боевой головки. Осколки врезаются в лица людей, бьют по рукам, и только после их отбрасывает и катит по коридору взрывная волна. Потом загорится линолеум, огонь перекинется на деревянные перекрытия… Я с трудом унял воображение. За свою короткую жизнь я видел и море огня, и трупы своих сослуживцев, и кучи натурально отстрелянных бандитов. И не где-нибудь в поле или на безымянной высоте, а в жилом квартале…