Евгений Сухов - Трактир на Мясницкой

А ведущий Илья Касинский еще и шутил. «Повар мыслит порциями», «Жизнь слишком коротка, чтобы фаршировать маслята», «Селедка хоть под шубой, хоть под майонезом или в винном соусе – все равно селедка» – вот неполный перечень его шуточек, которые, как ни странно, вызывали улыбки и даже ответные реплики у членов жюри. Впрочем, как я уже сказал, жизнь продолжалась. Ведь Конец Света наступил только для Максимова. Получалось, как в песне.

Но вдруг случился еще один Конец Света. И для кого бы вы думали? Это было совершенно неожиданно. И весьма странно. Случившееся не влезало ни в какие рамки и устраняло из списка подозреваемых первого претендента на должность отравителя, что рушило все наши с Володей Коробовым и без того слабенькие, но все же хоть какие-то версии касательно убийства шеф-повара Максимова и мотивов этого убийства. Конкурс, разумеется, закрывался, и спасти его не могли даже самые серьезные устные рекомендации. Однако все по порядку…

Итак, через несколько минут после проведенной жеребьевки свое конкурсное блюдо должен был представить для членов жюри шеф-повар ресторана «Ерема» Владимир Голубев. Мы со Степой и Ириной прорвались в святая святых – в кухню. Кадры, как готовятся по старинным русским рецептам конкурсные блюда, не могли не быть в передаче, посвященной финалу кулинарного конкурса. Конечно, на нас цыкали, шипели, рыкали и даже закрывали блюда спинами, чтоб не сглазить, кричали в голос (Михальчук), чтобы мы «убирались отсюда ко всем чертям». Но Степа и я дело свое прекрасно знали: Степа снимал с плеча, я комментировал, насколько мог это делать, поскольку готовить любил, но в тонкостях кулинарного искусства ни черта не разбирался, а Ирина наговаривала что-то свое на диктофон.

Наконец, состоялся вынос блюда. Голубев выбрал для конкурса крученики, а иными словами, мясной рулет, который он приготовил для членов жюри (насколько мне удалось узнать) следующим образом…

Берется мясо – Голубев взял свинину с грудинки – и нарезается тонкими пластинками. Пластинки отбиваются. Фарш для кручеников готовится из гречневой каши (на Руси без нее никуда), крутых яиц, сваренных белых грибов (и без белых грибов тоже, оказывается, никуда), сметанки и маслица. Все это перемешивается и укладывается на отбитые мясные пластины, которые затем скручиваются в рулеты. Рулеты укладываются рядами в глиняные горшки, поливаются сливочным маслом, перчатся и заливаются бульоном. Затем тушатся до готовности и подаются политыми белым соусом, в состав которого входят сметана, масло и мука. Невероятное объедение, надо полагать.

Так вот, как только Голубев собирался сделать последнюю пробу перед выносом блюда, он вдруг схватился за горло, выпучил глаза, раскинул в стороны руки (почти так же, как сделал до этого перед членами жюри Максимов) и упал на пол.

Я быстро нагнулся над ним и пощупал пульс. Он едва прощупывался.

– «Скорую»! – заорал я.

– У-а, – невнятно произнес Голубев.

– Что? – наклонился я над ним.

– Я вызвала «Скорую помощь», – услышал я голос Ирины.

– Что, что вы сказали? – я быстро кивнул Ирине и приставил ухо вплотную к губам Голубева.

– У-а-а, – снова услышал я с коротким выдохом. А вдоха уже не последовало…

Я снова пощупал пульс. Его не было. Затем я приоткрыл рот Голубева. На языке виднелась коричневатая сыпь. Опять рицин?

– Ты снял это? – обернулся я к Степе.

Тот молча кивнул. Сняла падение Голубева на свой навороченный сотовый и Ирина.

Я вспомнил, как врач-эксперт говорил про рицин – что лучше его класть в жидкие субстанции, – посмотрел на стол Голубева, где стояли приправы, и машинально и бездумно схватил баночку с белым соусом. Кажется, этого моего действия никто не заметил, поскольку все склонились над телом Голубева, пораженные случившимся.

Приехала «Скорая помощь». Врач осмотрел тело шеф-повара, констатировал смерть и заявил, что это отравление. Потом посоветовал вызывать полицию, что и было сделано.

Приехала бригада полицейских. А затем и Володя Коробов с экспертом и помощником. Коробова снова вызвал я, сообщив ему, что у нас на конкурсе новый труп.

– А вот это уже на совести чиновников, настоявших, чтобы конкурс продолжался, – в сердцах заметил Володя.

– На чем, на чем? – переспросил я язвительно. – На совести, которой у них нет и в помине?

– Да, ты прав, – согласился Володя. – С совестью у этих господ всегда была напряженка.

С этими словами наш телефонный разговор закончился, а минут через сорок Коробов уже входил в банкетный зал «Бонапарт».