Илья Рясной - Наше дело — табак

— Спасибо, Танюсь! Не надо, — отказался он от горячего обеда, чмокнув в щеку секретаршу. — Я в Суворове, на таможне…

Когда он вышел из машины, хлопнув с размаху дверцей, и решил уже устремиться вперед, к выполненному в лучших «новорусских» традициях — из дорогого кирпича, с зеркальными окнами зданию суворовской таможни, то услышал сзади звук клаксона и обернулся. На стоянке стояла отлично знакомая ему машина. Она удостоилась восхищенной статьи в «Трезвом взоре». Положа руку на сердце, восхищаться было чем. Это была единственная подобная машина в области. Только что запущенный в серию «Ягуар-Силверстоун» цвета «платиновый металлик». Мощная штучка, оснащенная 363-сильным четырехлитровым двигателем с турбонаддувом, навигационной системой, встроенным телефоном. Мечта автомобилиста. В Англии он стоит девяносто тысяч долларов. А сколько за него отдал три месяца назад Плут — известно ему одному.

— Здорово, братушка, — произнес Арнольд, подходя к машине, с заднего сиденья которой вылез Сапковский.

— Привет. Тебя каким ветром сюда занесло?

— Проблемы с таможней. А тебя?

— То же самое, — вздохнул Плут. — Эти бандиты, похоже, перепугались москвичей и пытаются доказать, что они не заурядная шайка, а честная государственная служба.

— Это у них вряд ли получится.

— Точно не получится, потому что им есть хочется. Но пока они сдвигают брови. Строго так сдвигают.

— Мне к какому-то хрену надо… Как его?.. — Арнольд вытащил смятый листок, на котором были записаны данные таможенного чиновника. — Бирюков. Что за фрукт?

— Такой же фрукт, как и другие в этом райском садике. Но сейчас его нет. Так что пойдем по рюмке ликерчику хватанем. — Сапковский кивнул на драную, несуразно дорогую забегаловку, стоявшую рядом с терминалом и именуемую рестораном «Граница».

Половина столиков в ресторане была занята. Приятели устроились рядом с эстрадой, на которой валялся раздавленный окурок. К ним подкатил ленивый официант, который подтянул резко живот, узнав в Сапковском одного из табачных авторитетов.

— Что желаете? — склонился он.

Наверное, если бы Сапковский сказал, что ни копейки никогда не оставит в этом гадючнике, все равно халдей гнулся бы с тем же подобострастием, поскольку нутром ощущал присутствие рядом больших денег.

— У нас сегодня прекрасный грибной соус… — начал официант.

— Не напрягайся, — поднял руку Сапковский. — Два пива «Адмиралтейское». И чипсы…

Бровь официанта удивленно поползла вверх.

— Постой, — сказал Арнольд. — Мне соленых огурчиков и стопарик водочки. Не отрави только, хозяин. Чтобы водка была качественная.

— Лучшим образом сделаем. — Официант, улыбаясь, улетел.

Арнольд брезгливо огляделся, потом произнес:

— Что-то редко видимся, Плут. Ты все куда-то исчезаешь.

— Ты тоже… Дела завертели, Арнольд. Дела, будь они неладны…

— Глушак уже сколько мертв.

— Не так много.

— А кажется, сто лет…

— И ни черта до сих пор неизвестно.

— Милиции надо зарплату больше платить, — усмехнулся Арнольд.

— Я бы им, шакалам, вообще ничего не платил, — зло воскликнул Сапковский. — Ты слышал, Дона Педро выпустили.

— Слышал.

— И что думаешь?

— Я ничего не хочу знать! — замахал руками Арнольд. — Для меня все в прошлом. Все это уже всемирная история, понимаешь…

— Понимаю.

— Плохо понимаешь… Я не хочу вообще вспоминать.

— А придется, — с досадой произнес Сапковский. — Менты начали копать наши счета, проводки. Гринев, урод такой горластый. Слышал о нем?

— Еще бы.

— Он в Мюнхен отправился. Компру на нас собирать, — угрюмо улыбнулся Сапковский.

— Зачем?

— Все затем же. Они считают, что денежные потоки как-то связаны с убийством Глушака. И с Сорокой.

Подошел официант и со словами «Приятного аппетита» поставил на стол заказ.

— Хреново. — Арнольд взял рюмку, посмотрел ее на свет. — Могут что-то и накопать. Хотя вроде все проводки грамотно делали.

— Если возьмутся, много чего могут накопать. Ментам почему-то втемяшилось в голову, что те бабки ушли через наши каналы.

— Деньги, которые собрал Сорока?

— Точно. — Сапковский налил в бокал вспенившееся холодное пиво.

— И Глушак так считал. — Арнольд подцепил вилкой огурчик, хрумкнул им. — Отсюда неутешительный вывод напрашивается: кто-то из нашего узкого круга при этих делах.

— Чушь это все!

— Может, так… А может, и не так. Плут…

— И чего ты меня взором Дзержинского буравишь? — раздраженно осведомился Сапковский. — Ты что, считаешь, я при этих поганых делах?