Илья Рясной - Наше дело — табак

Ветер колол лицо холодными тонкими иголками дождя. Николай Иванович Сорока поежился. Этот мелкий, противный дождь и упругий, настырный, продирающийся сквозь тонкий французский плащ от Кардена ветер привели его в чувство.

— Спокойно, — произнес он. Слово это относилось вовсе не к дождю, а к нему самому, генеральному директору товарищества с ограниченной ответственностью «Квадро».

Сорока прислонился к только что со стуком закрывшейся за ним металлической двери подъезда. Он вытащил пачку, выщелкнул одну сигарету, щелкнул зажигалкой «Ронсон».

Огонек сигареты подрагивал в такт дрожащим пальцам. Эта противная мелкая дрожь в руках раз в несколько лет атаковывала директора, и справиться с ней не могли ни медикаменты, ни народные средства. Так пробивалось наружу огромное нервное напряжение, от которого все каменело и холодело внутри. Первый раз расшалились нервы пятнадцать лет назад. Тогда в цеху, которым руководил идущий резко вверх, делающий стремительную карьеру Сорока, рванул паровой котел и пострадало пять человек. По настрою комиссии получалось, что кругом виноват не кто иной, как начальник цеха, в связи с чем перспективы для него открывались безрадостные. Однако тогда он отделался легко — строгачом по партийной линии с занесением в личное дело…

Сорока усмехнулся. Строгач по партийной линии. Действительно смешно. Но такие были времена, когда руки дрожали от одной мысли о партийном взыскании. А сейчас от чего они дрожат? От сознания, что ты влез в такую аферу, запустил в оборот такие деньги, что при неудаче взыскание будет похуже…

Он поежился от нового порыва ветра. На миг стало до боли жаль себя. Ему позавчера стукнул полтинник, но он не ощущал этих лет. Ведь, как и в молодости, казалось, что впереди вечность. Только сейчас в отличие от тех небогатых времен у него были деньги, послушные женщины, дорогие автомобили, дом — полная чаша. Он достиг многого. И не собирался отступать, отдавать что-либо. Еще не так давно ему было плевать и на годы, и на все вокруг, он был в целом доволен собой и шел легко вперед… Пока однажды не возникло ощущение, что настала пора, когда расхожая житейская истина, что за все в жизни надо платить, вдруг грозит обернуться черной реальностью.

Его уже неделю болезненно глодали дурные предчувствия. Правда, душевное беспокойство у него возникло, еще когда только было заключено то чертово соглашение. Подписавшись на это дело, он вдруг ощутил, что увязает в болоте. И постепенно начал осознавать, что из этого болота ему не выбраться, подобно барону Мюнхгаузену, потянув себя за косичку. Обычно эти мысли одолевали его ночами, в часы бессонницы, однако рассвет гнал их прочь… Но теперь и яркое полуденное солнце не могло разогнать сгущающуюся в его душе темень, потому что самые худшие опасения начинали оправдываться. Пришло время что-то решать. И ценой этого решения может стать все, чего он достиг.

Сорока снова глубоко затянулся. Провел ладонью по щеке, размазывая капельки дождя. Огонек сигареты все дрожал. Директор «Квадро» с досадой отбросил сигарету прочь.

Хватит ныть! Даже наедине с собой нельзя пускать нюни! Надо действовать. Да, пора принимать меры. В конце концов, он же не жалкий лох, не мальчишка, которого можно вот так просто взять и продинамить.

Распрямившись, Сорока посмотрел на платиновые часы за пять тысяч долларов, выглядевшие на запястье ничуть не лучше часиков за двести рублей и время показывающие ничуть не точнее. Одиннадцать пятнадцать. Ночь уже скоро. Он обещал быть сегодня у Насти — хоть днем, хоть ночью. И она ждет. Все правильно, любовница, которая стоит таких денег, обязана ждать.

Сорока тряхнул головой и энергичным шагом направился к стоянке перед домом, где оставил свой новенький пятидверный, с пяти ступенчатой автоматической коробкой передач «Мицубиси-Паджеро-3». Он купил эту машину три месяца назад за шестьдесят тысяч долларов и радовался приобретению как ребенок. Сейчас его не радовало ничего.

Двор крепкого немецкого дома из красного кирпича зарос еще довоенными деревьями со следами осколков и пуль. За стоянкой шли кусты и забор, огораживающий стройку — азербайджанская диаспора возводила фешенебельный магазин мебели. Ни одного человека сейчас во дворе не было. Последний собачник торопливо, скрываясь от непогоды, завел своего буль-мастино в первый подъезд.