Александр Бушков: Охота на пиранью

— Капитан, вы там не дрыхнете ли? — долетел с кормы звонкий голосок Ольги.

— Капитан дрыхнуть не может, — откликнулся Мазур с достоинством. — Капитан всегда бдит…

Он перекатился на метр левее, лег на живот, упер локти в палубу, а подбородок — в стиснутые кулаки. Экипаж плота, состоявший из одного-единственного человека, вел себя безукоризненно — молодая жена старательно пошевеливала рулевым веслом (второе было поднято и закреплено), немного, конечно, сбившись с курса, уклонившись к правому берегу, но для речной морячки со стажем ровным счетом пять дней и это было неплохим достижением, достойным именного кортика. Что ни говори, а это чревато — жениться на женщине двадцатью годами моложе тебя, — однако Мазур, чуточку суеверный, как и всякий морской человек, свято верил в два козыря: в теорию относительности и в наследственность. Согласно первой, среди молодых жен просто-таки обязана отыскаться верная и правильная спутница жизни разменявшего пятый десяток «морского дьявола». Согласно второй, все Мазуры мужского рода оставались орлами и на подступах к семидесяти. Взять хотя бы незабвенного дедушкиного брата — каперанг Владимир Казимирович Мазур, будучи пятидесяти шести лет от роду, увел юную красавицу-жену у кичливого остзейского барончика (прострелив вдобавок тому руку на дуэли), пользуясь знакомством с одним из великих князей, относительно легко помог своей Джульетте развестись и перейти в православие, обвенчавшись честь по чести, наплодил четырех детей, прежде чем уйти на дно с подорвавшимся на германской мине эсминцем «Свирепый»… Другие Мазуры отличались столь же темпераментной любовью к жизни во всем ее многообразии — правда, и воздух, которым они дышали, был почище, и еда здоровее, и радиации вокруг витало не в пример меньше… Но все равно, нужно надеяться. А если вернуться к теории вероятности — перед тем, как сдаться на милость Дворца бракосочетаний, Мазур жил с Ольгой два года и считал, что узнать успел.

И было в этом что-то невыразимо приятное — два года спустя желать свою, только свою женщину столь же бешено, до сладкого головокружения, как и в первый день. На душе царил столь блаженный покой, что Мазур даже испугался чуточку. Лишь воспоминание об операции «Меч-рыба» помогло ему не воспарить над плотом. Он все так же лежал, подпирая кулаками подбородок, бездумно глядя на Ольгу. Ольга стояла на коленях, старательно ворочая румпель (как же на судне без румпеля? Только румпель, и никак иначе…), вполоборота к нему, и от напряженных движений, в которые приходилось вкладывать всю силу, ее грудь столь соблазнительно круглилась под тесной тельняшкой, что Мазуру захотелось немедленно подогнать плот к берегу и поставить на якорь. Героическим усилием воли он сдержался и отрывать экипаж от вахты не стал. Однако Ольга, углядев, должно быть, краем глаза, что с ним творится, с любопытством спросила:

— А можно занести в вахтенный журнал — «За время моего дежурства неоднократно подвергалась обстрелу циничными взглядами с капитанского мостика»?

— Нельзя, — сказал Мазур, перекатившись поближе. — Вахтенный журнал имеет право вести лишь капитан, а он, милая, первый после Бога… Давай лучше проверим твои штурманские способности. Как думаешь, вон тот бережок подходит для стоянки? С целью кренгования? [1] Кренгование — очистка днища судна от водорослей и ракушек (производится лишь на кораблях, плавающих в тропических морях). — Прим. авт.

— Я ваших морских ругательств не понимаю, сэр… Но ввиду того что сопровождающие их взгляды заставляют подумать, будто речь идет вовсе не о штурманских способностях, прошу не отвлекать рулевого. Иначе подвернется какой-нибудь риф… Что во мне, в конце концов, такого, вызывающего нездоровое вожделение?

— Коса, конечно, — сказал Мазур. — Мы, морской люд, поголовно фетишисты…

Ольга фыркнула и перекинула косу на другое плечо, подальше от его ладони. Золотая коса и в самом деле была знатная — падала ниже пояса, струилась по бледно-желтой палубе из кедровых дощечек. Собственно, с косы все и началось — когда моряк при полном параде подошел на Невском к девушке в светлом плаще и спросил: «А коса, правда, настоящая?» Ольга потом, смеясь, рассказывала, что слышала эту банальность сто раз в жизни, но в глазах морского волка светилось столь детское изумление… Мазур слово «детское» решительно опротестовал. Ольга протест приняла, но призналась, что ее заинтриговала вторая фраза морячка, уже не банальная: «А как бы это смотрелось под водой…» Мазур пожалел, что не выдалось времени научить ее плавать с аквалангом. Под водой ее распущенные волосы и в самом деле смотрелись бы по-русалочьи — волна золотистого пламени, где-нибудь на просвеченном солнцем мелководье Эль-Бахлака, стройная фигурка, ритмично изгибаясь, скользит мимо коралловых рифов, стелется невесомо золотая волна… Благо в Эль-Бахлаке, говорят, нынче благолепие. Залив давно протралили, избавив от всех мин, на берегу понастроили отелей, пенят лазурь водные мотоциклы, мельтешат загорелые тела, и все давно забыли, что когда-то там столкнули в кровавой грызне своих пешек две сверхдержавы, что в паре миль на норд-ост от залива, где глубина, лежат на дне две крохотных подлодки и белеют черепа боевых пловцов, «морских львов» и «морских дьяволов», а военного порта, из-за которого резали друг другу глотки подводные профессионалы, давно уже нет. И полковнику Касему разрядил в спину пистолет собственный адъютант, генерал Барадж держит роскошный отель в Ла-Валетте, а генерал Асади обитает на крохотной дачке под Москвой, где все соседи считают его отошедшим от дел азербайджанским торговцем фруктами. Итог как итог, не хуже и не лучше многих других…