Евгений Павлов - Мракан-сити

— Когда я был жив, я любил немного поозорничать. Но после того как они убили меня, я стал намного хуже себя вести. Им стали сниться ночные кошмары.

— Дети по-прежнему боялись меня. И их страх дал мне силы, чтобы вторгаться в их сны. И вот тогда началось настоящее веселье!

— Но потом они придумали способ забыть обо мне, полностью вычеркнуть меня из памяти! Быть мертвецом — не проблема.

Быть забытым — вот это гадко!

Мне пришлось перевернуть весь ад…

Фредди Кригер сидел перед «ящиком» с банкой апельсинового сока в руке, параллельно чесал свои мужские гонады (яйца) и громко подрыгивал. Его болезненный интерес к картине режиссера «Bride of Chucky» Рони Ю — «Freddy vs Jason» был напрямую связан с тяжелым детством.

Не скрывая от себя ненависть к членам семьи, к уже мертвым Скарлетт, отцу и частично матери, Фредди раз за разом пересматривал фильмы одной и той же франшизы «A Nightmare On Elm Street», перематывал на любимые фрагменты…

Ждал, когда снимут ремейк!

Всякие мерзкие мыслишки лезли в голову окружного прокурора во время просмотра ленты. Среди них числились фильмы ужасов, педофилия, мазохизм, изнасилование, садизм в «Цельнометаллической Оболочке» Кубрика!

«Свои яйца надо чесать аккуратно, главное, не повредить скорлупу. Повредишь скорлупу при ческе — будет плохо. Так вот, я плавно, то есть, медленно сую руки в трусы, когда смотрю фильмы. Я ничего и никогда не испорчу. Я очень аккуратен».

Но ненависть к Скарлетт, пусть и к мертвой, затмевала все иные чувства. И, вспоминая суку-сестру, он мечтал только об одном — убить ее еще раз.

«Эх, жаль, что нельзя перемотать. Была бы жизнь фильмом, Скарлетт… ты слышишь меня, мразь? Наше последнее свидание было бы моим любимым фрагментом. Зря, что такой фильм никогда не снимут.

У творцов закончились оригинальные идеи, вот и выпускают штамповки на разок. Нет хороших картин, таких, которые брали бы за душу».

Кроме наслаждений порочными мыслишками, Фредди, как запрограммированный, повторял полушепотом слова героя Роберта Инглунда:

— В самом начале именно дети дали мне мою силу. Рубака из Спринвуда…

— Все понятия, касающиеся этической оценки тех или иных действий, определяющих, хороший человек или нет, заранее ошибочны. Не существует никаких понятий. Наша семья была заклеймена гнилью. Спасибо Лондону…

Фредди проведал сестричку. За минуту он наговорил ей такого, от чего у любого здорового человека волосы б встали дымом. Но только не у Скарлетт, которая привыкла как к безумию — к всепоглощающей стихии Антнидаса, так и к страданиям. В этом ей помогли препараты, правда, вызвавшие изменения в ее здоровье и внешности: из красивой и жизнерадостной женщины она за полгода превратилась в серую мышь, к которой подойдет не каждый гуманист. Отныне ее облик располагал не только к сочувствию, но и к отвращению: кошмарная отечность лица и всего тела, конвульсивно подергивающиеся исхудавшие пальцы, потухшие глаза, вяло выглядывающие из-под поседевших бровей…

— Ты знаешь, как сильно подставила меня? Родного брата! Взяла и п-п-п… настучала на меня моим же коллегам! Тварь предательская…

— А знаешь, что тебе за это положено, тварь?

Совершился первый удар. Прокурор специально припас кусок натурального строительного материала, держал его в кармане штанов, маленький, но твердый. Сестра потянулась к нему, чувствуя свою вину. Получила камнем по лицу.

Сильно распухшие и потрескавшиеся губы раздвинулись, и в гробовой тишине антнидасовской камеры прошелестел увядающий голос:

— Я люблю тебя, я не хотела… — голос постепенно стихал, — Я хочу только одного, умереть…

— ?

— Дай мне смерти, брат. Подари на блюдечке, Фредди! Избавь от мучений… Умоляю. О, Фредди… — плач едва ли не перерос в истерию.

Сестра сделала для брата все, к примеру, села на лечение, и сделает еще, если тот захочет. Ее согласие вовсе не требовалось!

— Ты не желаешь жить? — спросил Фредди, — Я рад. Тебе не представить, как сильно… — маньяк не питал жалости, только удовлетворение, порочное, злое и пустое получение удовольствия за счет мучений бедняжки Скарлетт, — Но ты все-таки, наверное, считаешь себя святой, в глубине души! Считаешь, что всю жизнь поступала сугубо по понятиям… — одной рукой он схватил ее за волосы, а другой замахнулся — приготовился для последнего, для второго удара, — Проснись, Скарли, добро давно не в моде. Акты человеческого сострадания сурово наказываются, тебе ли не знать?