Бобренев, любуясь по очереди то Машей Гриневой с ее юношеской очаровательностью и непосредственностью, то зрелой красотой Черешниной, к которой также «неровно дышал», улыбался, слушая милое воркование о шварцвальдском быте коллеги, запомнил все те фактические нюансы, детали, которыми изобиловал рассказ о клинике в подвалах замка.
Через сутки Маша Гринева, имевшая на этот случай искусно сделанный диплом медицинской сестры высшей категории, закончившей курсы в Хельсинки, восстановив в памяти несколько слов, которые знала по-фински, и моля Бога, чтобы в замке не появилось ни одного финна, мобилизовав все свои, очень, кстати, неплохие знания немецкого, уже работала медсестрой в клинике Чогряну.
У Иона Чогряну было безвыходное положение. Доктор Брункс погиб при невыясненных обстоятельствах, старшая медсестра весьма некстати собралась рожать и была вынуждена покинуть Шварцвальд по настоянию мужа, который хотел, чтобы жена рожала непременно в окрестностях Вены, где рожали его бабка и мать. Идиот! Чогряну, конечно, послал факс с просьбой подтвердить факт окончания курсов медсестер в Хельсинки, получил утвердительный ответ. На более тщательную проверку времени не оставалось. Это еще счастье, что финка приехала в Шварцвальд отдыхать. Впрочем, и с тайной надеждой подзаработать. Тот факт, что у нее не было даже вида на жительство, сильно привязывал ее к клинике и самому благодетелю — доктору Чогряну, и давал надежду на длительное и, главное, выгодное для Иона сотрудничество.
В первый же день новой службы Маша точно выяснила, что сын вице-премьера здесь. Оставалось найти возможность для его «обратного» похищения. Увы, без этого приема, чаще встречаемого в приключенческих романах, чем в жизни, было не обойтись. Любая попытка идти напролом, вызвать международный скандал привела бы к тому, что Раумниц и Чогряну просто спрятали бы концы в воду. Благо что подвалы соединялись с системой прудов большой канализационной трубой, по которой трупы использованных для экспериментов детей «сплавлялись» и затапливались на дне глубокого рва, где их поедали специально разводимые здесь гигантские сомы.
Пока Маша проклинала Анну Митрофановну Свистунову, «заботами» которой в основном в последнее время и пополнялись палаты доноров в подвалах замка, сама Анна Митрофановна в роскошном белом «Кадиллаке», присланном за нею бароном прямо в аэропорт, прибыла в Шварцвальд.
«Кадиллак» был прислан не с целью демонстрации уважения и почета. И барон, и Ион Чогряну, организуя приезд Свистуновой в Австрию, сразу постарались обставить визит так, чтобы от Анны Митрофановны на австрийской земле осталось минимум следов.
Анна Митрофановна «засветилась». От Хозяйки пришла конфиденциальная информация, что последний факт похищения какого-то ребенка в России стал известен правоохранительным органам. Мало того, следы ведут к Анне Митрофановне. Хозяйка не приказывала миллиардеру фон Раумницу. Но давала настоятельный совет — «убрать» Свистунову. И лучше не в России, а в Шварцвальде. Выехала русская туристка на курорт и пропала! Что же касается служащих барона, связанных не только верностью богатому хозяину, но и клятвой, данной ему как руководителю движения, то они свое дело знали и следов не оставляли,
Прибыв в Шварцвальд, Анна Митрофановна поехала не в замок и даже не в отель, как можно было бы предположить. Водитель въехал во двор небольшой фермы, в двух-трех километрах от замка. Приняв это как должное, как проявление осторожности и предусмотрительности барона, ничего не подозревая, Анна Митрофановна в белоснежном костюме, белой шляпе с огромными полями и белых кожаных туфлях, как это опять стало модно, на огромной «платформе», с трудом вышла из машины и, осторожно переступая белоснежными «платформами» через оставшиеся после недавнего дождя лужицы воды на покрытом цементными плитками дворе, пошла навстречу владельцу фермы (должно быть, подумала Свистунова, пригородной гостиницы).
Владелец с широкой улыбкой на добродушном лице, в кожаных шортах, кожаном фартуке, в шляпе-«тирольке», но почему-то на костылях, уже ковылял ей навстречу.
Подойдя, сделал движение, долженствующее показать, вероятно, его желание поцеловать гостье руку. Но при этом неловко уронил костыли. Анна Митрофановна, пребывая в благоприятном настроении, чистый горный воздух наполнял прокуренные легкие, в сизом небе ярко светило солнце, только что прошел дождь, и в воздухе запах взбодренной дождем зелени, цветов явно перебивал слабо доносящиеся со стороны хлева, крытого красной черепицей, запахи каких-то содержащихся там животных, невольно нагнулась, чтобы поднять костыль несчастного инвалида. И в ту же минуту ощутила на своей нежной белоснежной шее стальную удавку.
Читать дальше