Сергей Соболев - Танго втроем

Бушмин не стая дожидаться, пока «дважды обиженный» устроит истерику по поводу произошедшего. Просто взял Антона одной рукой за пояс сзади, другой за шиворот, благо тот согнулся от боли, и приложил недоброго парнишу лбом о все ту же многострадальную стену.

Очевидно, шум привлек внимание г-на Карсакова, потому что тот тут же нарисовался в дверях гостиной. Посмотрел без особых эмоций на Бушмина, совсем равнодушно на валявшееся у того под ногами тело и довольно укоризненно — на Малахова.

— Василий, я что вам говорил?!

— А я че? — Малахов мигом сполз со стола, пистолет, правда, не убрал, но и вместо указательного пальца им уже не пользовался. — Я че, Саныч? Антон сам, дурила, полез к нему с кулаком…

— Перекури пока на кухне, — распорядился Карсаков. — Этого… оставь, он нам не помеха.

Бушмин вернулся в прихожую, взял там с полочки свои вещи. Антон не заметил, что Андрюша втихаря имущество свое в коридорчике заныкал. И откуда только, спрашивается, такие бараны берутся?

«Беретту» он сунул за ремень к копчику, микрокассету протянул Карсакову.

— Что здесь? — тот бросил на Бушмина пристальный взгляд. — Какое это имеет отношение ко мне?

— Непосредственное, — заверил Бушмин. — Вам лучше этот ролик просмотреть, желательно прямо сейчас.

— Не получится, — задумчиво сказал Карсаков. — Здесь у нас нет подходящей техники. Придется ехать в «Балтию»!

— Я с вами. Когда просмотрите, я хотел бы ознакомиться с вашими впечатлениями.

— Не боитесь?

— Если кому-то и надо из нас двоих бояться, так это вам, — окончательно заинтриговал своего собеседника Бушмин. — Поехали!

…Около получаса времени прошло, но Карсаков из дверей агентства все еще не появлялся. Видеоматериал, который сейчас наверняка внимательно отсматривает у себя в кабинете Карсаков, состоит как бы из двух частей. Примерно час по времени какой-то тип, «фейса» которого на пленке не видно, раскладывает для Казанцева пасьянс, причем расклад получается прелюбопытнейший… Выходит по нему, что Казанцев, перед которым разворачиваются широкие дали и блестящие перспективы, дальше по жизни проследует без своих верных «полканов», Бочарова и Карсакова. «Зачем они тебе сдались, Алексей? — вопрошает некий Марк. — У тебя ведь были в жизни сложные периоды, как у всех нас. А эти знают всю твою подноготную, когда-нибудь ненароком ты „спалишься“ на них…» Вот так убалтывает он Казанцева, убалтывает, выдвигая в пользу своей точки зрения все новые аргументы, и, кажется — уболтал. Потому что Казанцев довольно-таки спокойно заявляет:

«Бесспорно, Марк, в твоих словах есть резон. Но если я „сдам“ этих двух, то кто заступит на их место? И самое главное, где мне найти на них „исполнителей“?» — «Ноу проблем, — заверяет партнера по переговорам Марк. — Есть друзья, они всегда будут рады оказать тебе услугу. Слушай меня внимательно! Вот какой план действий мы тебе предлагаем…»

На самом интересном месте запись обрывается. В аккурат на слове «предлагаем».

Из дверей агентства вымелся наконец Карсаков. Один, без своры «полканов». В машине его ждали двое: Малахов за рулем и Бушмин на заднем сиденье. Бокий по понятным причинам выбыл из их компании. Поблизости припарковалась еще одна тачка, Вася задергался, но Бушмин шикнул на него — это моя «страховка»!

Карсаков забрался в джип. Помолчал немного. Затем голосом, который у него почему-то внезапно сел и осип, поинтересовался:

— «Вторая серия» у вас при себе?

— Я что, похож на идиота? А вам, Вениамин, конечно, хочется думать, что просмотренная вами пленка — фальшивка?

— Нет, — серьезно сказал Карсаков. — Я так не думаю.

— Хотите заполучить продолжение?

— Естественно. Но что вы просите взамен?

— Думаю, вы уже догадались… как вы полагаете, дорогой Вениамин Александрович, ваш коллега не откажется просмотреть с нами в компании эту пленку? Где он, кстати, сейчас?

На лице Карсакова появилась гримаса, мало напоминающая усмешку.

— Василий, поехали к Бочарову!

Розанова продолжала стоять недвижимо — в немом изумлении! — окутанная с ног до головы нежнейшими, невесомыми, как восточные шелка, и в то же время плотными и насыщенными, золотистых, медовых, солнечных оттенков потоками дивного магического света.

Восторг, охвативший ее в данную минуту, был сродни религиозному экстазу. То, что она видела своими глазами, было настоящим чудом, тем самым чудом, размытые фрагменты которого она видела на немногих сохранившихся фотоснимках, да еще иногда в своих снах — «свит дрим», как говорят англосаксы, сладкие грезы, еверхмечта постичь нечто прекрасное, неземное и потому зачастую совершенно недостижимое.