Александр Прозоров - Присяга Российской империи

Император Павел Александрович опять прикусил губу, отошел к окну, встал, закинув руки за спину и глядя на далекие огоньки на противоположном берегу Женевского озера. Офицеры молчали, не желая прерывать размышления государя. Прошло не менее десяти минут, прежде чем хозяин дома повернулся к ним. Голубые глаза смотрели спокойно и уверенно, тонкие губы были поджаты, на щеках играли желваки.

— Господа! Василий Андреевич, Константин Римович. Я благодарен вам за преданность и искреннюю заботу о нашем общем делом, и тем не менее… Тем не менее, я запрещаю вам готовить план реставрации монархии на случай террористического акта. Я не желаю, чтобы русский трон был восстановлен на человеческой крови. Я запрещаю вам даже думать о том, что мы не сможет предотвратить трагедии. Илья Юрьевич, вы показали себя находчивым офицером, способным на быстрые и нестандартные решения. Посему приказываю вам найти способ точно узнать, имеется ли в руках бандитов ядерный боезаряд, а коли такой существует — уничтожить его любыми возможными способами, любой ценой. Надеюсь получить от вас утром подробный план действий. А сейчас прошу оставить меня одного. Мне нужно отдохнуть.

Утро для Ильи началось в пять часов. Да оно и не удивительно — во Владивостоке, к времени которого он успел привыкнуть, уже вовсю шумел день, два часа пополудни. Примерно с полчаса он повалялся в постели, переворачиваясь с боку на бок, но, поняв, что заснуть больше не удастся, поднялся, принял душ, оделся в «спецодежду для выезда за рубеж» — шерстяные брюки, фланелевая рубашка, джинсовая жилетка, красно-синяя куртка, подбитая синтепоном.

Желудок настойчиво требовал что-нибудь в него положить. Время, по его мнению, было уже обеденное. Однако майор Ралусин взял себя в руки — копаться по холодильникам в чужом доме ему не хотелось. Вместо завтрака он решил немного подышать свежим воздухом, дожидаясь, пока проснуться остальные обитатели усадьбы.

На улице стоял густой предутренний туман. Солнце еще не появилось, но воздух уже наполнял рассеянный свет, какими-то контрабандными тропами сумевший пробраться из-за горизонта. Здесь было свежо, но не морозно. Никаких сугробов, ледянок, раскатанных катков. Словно не Новый год на носу, а Седьмое Ноября. Ралусин повернул направо, спустился на смотровую площадку, висящую над причалом с яхтой и двумя катерами, оперся на тонкие железные перила, глядя на серую воду. У самого берега скользили тени небольших, с мизинец, рыбешек и Лье сразу захотелось на рыбалку. Озеро большое, наверняка в нем кое-что и покрупнее водится.

Позади зашуршал песок. Илья оглянулся, и увидел пожилого человека лет шестидесяти, в очках, с короткой ухоженной бородой, в белой чалме и длинном, шелковом зеленом халате. Впрочем, судя по тому, что старик не мерз, а халат не свисал тряпкой с плеч — снизу было поддето нечто более существенное. Или, наоборот — шелк покрывал теплое толстое одеяние.

Незнакомец, покрутив головой, расстелил расшитый арабской вязью синий войлочный коврик с длинными войлочными кисточками, замер, склонив голову и сложив руки на груди. Небо стремительно светлело. Из-за ограничивающих озеро гор выглянул краешек ослепительного светила. Старик повернулся, поклонился коврику, опустился на него на колени, качнулся вперед, коснувшись лбом земли, что-то негромко запел. Поднялся, снова уткнулся лбом. Опять запел.

Илья покачал головой, но промолчал. И только когда старик поднялся, аккуратно свернув коврик, негромко произнес:

— И не лень же вставать в такую рань…

Незнакомец услышал, остановился, искоса оглядел Ралусина, усмехнулся.

— Аллах даровал нам чудо, подарил новый день. Долг каждого разумного существа поблагодарить Всемилостивейшего за эту заботу, а не прятать плоть свою под толстыми одеялами.

— Да при чем тут Аллах? — не удержался Илья. — Просто Земля вокруг своей оси крутится, а Солнце светит постоянно. Вы в школе, случайно, не учились?

— Ты думаешь, что смог познать мир, язычник, только потому, что узнал одну тысячную из его тайн, — мягко укорил Ралусина незнакомец, — и погряз в гордыне. А я только что общался с Богом, прикоснулся к его мудрости, впустил его чистоту и любовь в свою душу. Поэтому во мне нет гордыни, во мне есть вера и счастье. Твоя же душа, язычник, сера и пуста, как старый забытый сундук. Этим ли стоит гордиться?

— Я не язычник, — покачал головой Илья. — Я православный.

— Да? — удивился старик. — И при этом ни разу не перекрестился, встречая рассвет?