Андрей Таманцев - Пешки в Большой игре

— Д-да, — подтвердил Мурыгин.

— Но на самом деле речь идет о пятидесяти миллионах. Новость для вас? А полюбопытствуйте.

Иванов положил на стол перед Мурыгиным договор со всеми печатями и подписями.

Мурыгин пробежал договор глазами, испуганно посмотрел на Иванова.

— Все чисто? Все путем?

— Вроде да.

— Круглов, как вы знаете, погиб, поэтому теперь решения принимаю я. И я решил вот что: оставляю вам этот договор, с послезавтрашнего дня — вы владелец этой огромной суммы.

— Спасибо... не надо, — выдавил Мурыгин.

— Берите, берите. Я добрый. — И приятно улыбнулся. — А в течение суток вы переведете на московский счет нашей фирмы всего лишь сорок миллионов. А? Выигрыш в десять миллионов.

— Вы с ума сошли! — завопил Мурыгин. — Это невозможно!

— Это вполне можно оформить как кредит фирме «Парус». Меня не волнует, за счет чего вы сможете выделить такой кредит, но подозреваю, что средств у вас вполне достаточно.

— Но... — хотел было что-то вставить Мурыгин.

— Техническая организация дела, — отрезал Иванов, — меня не интересует. А чтобы вы лучше соображали, ваша бывшая жена с дочерью поживут пока под моим присмотром.

Иванов достал мобильник, набрал номер, закрывшись рукой от Мурыгина.

— Все в порядке? — спросил. — Дайте трубочку нашим гостям.

И передал телефон Мурыгину.

— Андрей! Андрей! — только и успела крикнуть в трубку жена, но Иванов прекратил общение.

— За работу, товарищи, — сказал он. — Мой человек побудет с вами, чтобы скучно не было.

Распрощавшись с банкиром, Иванов сел в свою машину и через полчаса уже въезжал в железные ворота губернаторской загородной резиденции. Двое у ворот исправно несли службу. Эти не подведут...

Запиликал мобильник.

— Да? — спросил Иванов.

— Меняй все планы и уходи. Мустафа сдал тебя со всеми потрохами. — Это был голос Олега Григорьевича. — Операция твоя под колпаком... Ко мне Голубков приходил. Пастухов летит тебя брать...

— Уже летит? Как?

— На вертолете летит!

— Ты что, выходишь из игры?

— Я этого не сказал.

Оставшаяся па дневной ночлег часть отряда, как и было запланировано, в шесть вечера поднялась и двинулась в сторону таджикской границы.

Кавказец, которого оставил командовать Щуплый, выслал вперед дозор и разведку. Бойцы возвращались и докладывали, что все в порядке. Но в седьмой раз ни дозор, ни разведка вовремя не вернулись.

Кавказец приказал бойцам занять позиции вдоль дороги. Он и не предполагал, что случилось что-то экстраординарное. Он просто был осторожен. Надо дождаться возвращения дозора, а только потом продолжать путь.

Если бы на разведчиков напали враги, отряд услышал бы шум боя. Но вокруг была ночная тишина, иногда разрываемая только голосом какой-нибудь ночной птицы.

Потом впереди послышался шум моторов.

У кавказца отлегло от сердца. Дозор не мог вернуться, они пропускали колонну. Все затаились.

В свете фар кавказец увидел, что движется военная техника — БТРы, пушки, несколько грузовиков с солдатами. На солдатах была форма движения талибан. Это если и удивило кавказца, то не очень. Мало ли зачем тут ночью движутся войска. С талибами у отряда была договоренность, их должны были пропустить через территорию, контролируемую талибами, беспрепятственно. Впрочем, подробностей кавказец не знал. Он просто считал, что раз их лагерь был под Кабулом, значит, талибы в курсе дела. Он не придал значения тому, что приказ им был двигаться по ночам, прятаться ото всех, не оставлять в живых ни одного свидетеля. Мало ли зачем даются такие приказы. Пока что они только раз вступили в бой, если это можно назвать боем, уничтожая жителей заброшенной деревни. Больше они старались не показываться на глаза людям, и им это удавалось.

Они пропустили колонну. Подождали, пока шум моторов стих, и только тогда стали выходить из укрытия.

Кавказец не отдавал приказа двигаться. Они должны были дождаться дозора.

Возможно, это была роковая ошибка.

Они простояли на месте минут пятнадцать, когда вдруг услышали нарастающий жуткий свист, вой и вслед за ним грохот разрыва.

Снаряды попали в самую гущу отряда. Нескольких бойцов убило на месте. Но и остальным недолго оставалось жить. Снаряды ложились на редкость густо. Крики раненых, кровь, оторванные конечности, завеса пыли, ночная мгла, в которой вспыхивали только разрывы снарядов, и полная растерянность, паника, страх — все это лишило отряд хоть какой бы то ни било воли к сопротивлению.