Андрей Таманцев - Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)

— Ну, видел.

— Помнишь, что в ней было?

— Ну, помню. Четыре трупа. У двоих профессионально сломаны шеи, а у двоих... Погоди. Погоди, Петрович! Что ты этим хочешь сказать?

— Ничего. Только одно. В тот день Калмыков вышел из лагеря.

— Но... Но это же... Да нет, чепуха! Инфаркт — совпадение! Конечно, совпадение!

— Какой инфаркт? — рявкнул Мамаев. — Шеи сломаны, а не инфаркт!

— Понял, — сказал генерал. — Все понял. Объявляю «Перехват». Немедленно. Есть основания. Слушай, Петрович... Что за тип твой Калмыков, а? Откуда он взялся? Откуда он такой взялся?

Не ответив, Мамаев швырнул трубку.

Ну что за страна! Что за долбанная страна! Никто ничего не хочет делать. Никому ничего нельзя поручить. Никому, ничего, ни за какие бабки! Зона — вот лучшее политическое устройство для этой страны. Да, зона!

Зона! Зона! Зона!

С большим трудом Мамаев заставил себя вернуться к делу.

Пять трупов. Это хорошо. Никого допросить не успели. Тоже хорошо.

Инфаркт у Грека. У этого здоровенного сорокалетнего бугая. Инфаркт. Менты обнаружили его уже мертвым. Значит, ничего сказать не успел. Уже легче.

Охранник. Из частного агентства. Случайно оказался на месте. Случайно?

Мамаев потянулся к телефону, чтобы перезвонить генералу и выяснить, что это за охранник, но остановил себя. Нельзя.

Поручить Тюрину навести справки? Нет, тоже нельзя.

Нельзя обнаруживать своего интереса к этому делу. Ни перед кем. Это дело его не интересует. И не может интересовать.

Мамаев вдруг почувствовал, что смертельно устал.

К черту. Домой. Спать.

Всякий раз, когда Мамаев выходил из офиса к поданному Николаем «Мерседесу», дежурный охранник почтительно открывал перед ним дверцу. Но этим вечером к машине подскочил какой-то парень в черном плаще, до этого стоявший у входа с дежурным, услужливо распахнул заднюю дверь «Мерседеса» и негромко сказал:

— Владимир Петрович, можно вас на два слова?

— Запишись на прием, — буркнул Мамаев. — Есть порядок.

— Вы меня не узнали? Я из службы безопасности. Дежурил на Малых Каменщиках. Вы приказали мне допросить сантехника.

— А, ты! Что у тебя?

— Не здесь. Владимир Петрович, не здесь! — умоляюще проговорил охранник и испуганно оглянулся по сторонам.

— Что с тобой? — удивился Мамаев.

— Расскажу. Все расскажу! Только давайте отъедем!

— Ну, садись. Он юркнул в салон и вжался в угол.

На темной Москворецкой набережной Николай остановил машину и хотел выйти, но Мамаев задержал его и кивнул охраннику:

— Докладывай. При нем можно. В чем дело?

— Мы узнали, кто был земляк, который бухал с сантехником.

— Долго же вы его пытали!

— Протрезвлять пришлось. Под капельницу возили, иначе никак. Земляк этот никакой ему не земляк. В пивной познакомились, он поставил, потом добавили, потом еще взяли и пошли к нему домой. Земляк сказал, что он по делам в Москве, нельзя ли ему пожить в той комнате. Васька открыл комнату. Ключ у него был, когда-то врезал старухе замок, с тех пор и остался. Земляк сказал: годится. Хорошо забашлял. Сказал: если нигде не устроюсь, приду. Сантехник отрубился, утром земляка не было. Больше он не пришел. А на его бабки Васька закеросинил.

— Почему ты говоришь это мне? — прервал Мамаев. — У тебя что, начальника нет?

— В том и дело, Владимир Петрович, в том-то и дело!

— Что ты, черт бы тебя, мямлишь? В чем?

— Земляк этот и есть... он.

— Кто?

Охранник поежился, тоскливо вздохнул и сказал:

— Тюрин.

Рабочий день в компании «Интертраст» заканчивался в шесть вечера. К семи особняк на Варварке пустел, в охрану заступала ночная смена, в приемной оставался только дежурный. Мамаев хотел разобраться с Тюриным прямо с утра, но не отвечал ни домашний его телефон, ни мобильный, дозвонились до него только во второй половине дня. На переданный ему приказ шефа срочно явиться в офис Тюрин сказал, что находится далеко за городом, подъедет к вечеру. Пришлось ждать.

Грузно, угрюмо сидел Мамаев в черном кожаном кресле за письменным столом, освещенным настольной лампой, и смотрел, как помигивает двоеточие на циферблате электронных часов. Помигивает. Пульсирует. Как кровь в виске. Во рту было сухо от бесчисленного количества выкуренных сигарет. В глаза будто насыпало песку, стояла резь от тяжелой бессонной ночи.

Прошлой ночью Мамаев долго не мог заснуть. Он велел Зинаиде постелить на диване в кабинете. Ворочался, садился, снова ложился. Не было сна. Ни в одном глазу.