Андрей Таманцев - Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)

Мне тоже это показалось странным. Но была и еще одна странность.

Намечая план похищения, мурманские должны были провести рекогносцировку. Тем более, что заказ очень серьезный, недаром же сам Грек явился в Москву. И если они это сделали, то не могли не понять, что есть гораздо лучший способ провернуть дело: выманить или вытащить Игната в парк, там оглушить и спокойно загрузить в багажник машины. А тачку поставить на лучевом просеке, в который упиралась аллейка. Вместо этого на глазах у всех они волокут парня к «Мицубиси». Даже если бы им удалось засунуть его в джип, далеко не уехали бы — кто-нибудь обязательно позвонил бы в милицию. И потом: раскатывать по Москве с мурманскими номерами и со связанным человеком в багажнике? Это до первого поста.

Что-то не то. Явно не то.

А с чего мы, собственно, взяли, что Игната тащили в джип? Его тащили по направлению к джипу. Джип стоял чуть дальше от прохода в парк. Сомов решил блокировать бандитам путь отхода. Но в горячке не сообразил, что блокировать нужно не джип. Ну конечно же! Не джип, а проход в парк! Этот четвертый не подстраховывал бандитов, а стоял на подхвате. Как только двое исполнителей вытащат Игната, он должен был отсечь преследователей, если бы кто-нибудь на это решился. Поэтому его Муха и не засек!

Мы погрузились в мой «Ниссан» и выехали на лучевой просек, который был ближе других к дому Галины Сомовой. Где-то здесь должна была стоять тачка и ожидать груз.

Здесь она и стояла. На обочине, с выключенными огнями, незаметная в темноте. Обычный «ВАЗ-2104» — синий пикап с московским номером.

А вот это было уже на что-то похоже.

Как только первый этап завершится и Игната вытащат в парк, водитель «Мицубиси» выезжает на просек, забирает участников операции, а неприметный «жигуленок» с одним человеком за рулем и максимум с одним пассажиром начинает свой путь по Москве и ближнему Подмосковью.

В «жигуленке» не было никакого движения. Водитель сидел за рулем, откинув голову на спинку кресла. Казалось, спал.

Он действительно спал. Вечным сном. Я развернул «Ниссан», поставил его носом к «четверке» и включил дальний свет. Мощные галогеновые фары осветили толстую золотую цепь на шее водителя, острый подбородок, орлиный нос и густые черные брови на бескровном белом лице.

— Я, конечно, не очень хорошо разбираюсь в медицине, — озадаченно заметил Муха. — Но мне почему-то кажется, что у него инфаркт.

Галину Сомову мы нашли в зале ожидания института Склифосовского, мрачноватом от мучительной тревоги, словно бы пропитавшей все стены, пол, потолок. Она накапливалась здесь десятилетиями. Люди приходили, ждали, уходили, а тревога оставалась, была неистребима, как дух казармы или тюрьмы.

Игнат сидел рядом с матерью в углу холодного зала, неловко сутулился, сжимал в коленях длинные руки. У него были такие же высокие скулы, как у Калмыкова, такой же разрез черных глаз и большой красивый, как у матери, рот.

— Юра в реанимации, — сказала она. — Уже три часа. Пойди покури, сын. Да знаю я, что ты куришь, чего уж!

Игнат виновато улыбнулся и вышел.

— Не расспрашивайте его ни о чем, — попросила Галина. — Он ничего не помнит. Помнит, что его вытащили в парк, потом что-то произошло. Когда пришел в себя, рядом были только эти бандиты. Мертвые. Это был... он?.. Не отвечайте. Я знаю. Спасибо вам, — обратилась она к Мухе. — Я все видела с балкона. Я услышала, как он закричал «Папа», и выскочила на балкон. И я все думаю и думаю и не могу понять. Не могу, не могу!.. Кому он кричал «Папа»?..

О том, что произошло в Сокольниках, Мамаев узнал в тот же вечер от генерала с Петровки, к которому поехал сразу после встречи с Пастуховым в офисе «МХ плюс» на Неглинке. Он был в ярости. Этот наемник разговаривал с ним, как с убогим. Как с недоумком! Он его убеждал. Он ему советовал. Он его предупреждал. Он заботился о его жизни!

Что творится? Уголовник его воспитывает. Проститутка его жалеет. Наемник учит его жить. А Тюрин ему угрожает! Тюрин, которого он вытащил из говна, который должен жопу ему лизать! Что, твою мать, творится?

Конверт, который дал Пастухов, Мамаев вскрыл сразу, в машине. Подписанный Горбачевым Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Калмыкову звания Героя Советского Союза ошеломил его. А приписка «посмертно» резанула, как бритвой.

Слишком часто стала заходить речь о смерти. Слишком часто. Сквознячком потянуло. Мертвящим. Из пустоты.