Дэшил Хэммет: Тонкий человек

– Как поживает Стадси? – спросил я. – Мы не виделись с тех пор, как он загремел за решетку то ли в двадцать третьем, то ли в двадцать четвертом.

– У него все в порядке. Он хотел бы вас повидать. Теперь он владеет заведеньицем на Сорок девятой восточной улице – «Питирон Клаб» называется. И все же скажите, чего это закон ко мне привязался? Они думают, что я убил ее? Или просто хотят повесить на меня что-нибудь другое?

Я покачал головой.

– Я бы сказал вам, если бы сам знал. Не верьте газетам, они вас дурачат: я в стороне от этой истории. Спросите полицию.

– Хитро придумано. – Его нижняя губа опять растянулась в улыбке. – Хитрее я бы и сам за всю жизнь не придумал. Особенно если учесть, что капитан полиции, после небольшого спора, который у нас с ним вышел уже три недели валяется в больнице. Ребята очень обрадуются, если я загляну к ним и начну задавать вопросы. Их дубинки, наверное, просто дрожат от нетерпения. – Он протянул руку вперед, ладонью вверх. – Я пришел к тебе без всяких задних. Стадси говорит, что ты – без всяких задних. Так и будь без всяких задних!

– Я и стараюсь быть «без всяких задних», – заверил я его. – Если бы хоть что-нибудь знал, то...

Во входную дверь три раза резко пробарабанили костяшками пальцев. Прежде, чем стук затих, пистолет был уже в руке Морелли. Казалось, будто его взгляд заметался во всех направлениях сразу. Исходившим из самой груди голосом, в котором появились металлические нотки, он прорычал:

– Что такое?

– Не знаю. – Я приподнялся в постели чуть повыше и кивнул на пистолет в его руке. – С этой штукой чего тебе бояться? – Пистолет был нацелен точно мне в грудь. В ушах у меня застучала кровь, а губы неожиданно словно вспухли. – Пожарной лестницы нет, – сказал я и протянул руку к, сидевшей на дальнем конце кровати Норе.

По двери вновь застучали чьи-то пальцы, и кто-то крикнул зычным голосом:

– Открывайте! Полиция!

Нижняя губа Морелли наползла на верхнюю, целиком поглотив ее, а белки его глаз, казалось, стали проступать сквозь радужную оболочку.

– Ах ты, крыса, – медленно проговорил он, будто ему было жаль меня, затем слегка передвинул ноги так, чтобы обе подошвы плотно прилегали к полу.

Во входной двери загремел ключ.

Я ударил Нору левой рукой, отбросив ее в дальний угол комнаты. Мне показалось, что подушка, которую я правой рукой швырнул в пистолет Морелли, совсем не имеет веса: она медленно, словно лист папиросной бумаги, плыла в воздухе. Ни до, ни после того момента мне не доводилось слышать более громкого звука, чем выстрел из пистолета Морелли. Растянувшись на полу, я почувствовал толчок в левую сторону груди. Я поймал лодыжку Морелли и, не разжимая пальцев, резко повернулся всем телом, увлекая его за собой; он колотил меня по спине пистолетом, пока я не высвободил одну руку и, в свою очередь, не принялся наносить ему удары, целясь, по возможности, ниже пояса.

В комнату вбежали люди и растащили нас в стороны.

Через пять минут нам удалось привести в себя Нору.

Она села, держась за щеку, и стала оглядываться по сторонам, пока не увидела, стоящего в наручниках между двумя полицейскими Морелли. Лицо гангстера представляло собой страшное месиво: полицейские не отказали себе в удовольствии хорошенько над ним поработать. Нора сверкнула на меня глазами:

– Идиот, – сказала она, – совсем не обязательно было вышибать из меня сознание. Я знала, что ты скрутишь его, но мне хотелось посмотреть, как ты это сделаешь.

Один из полицейских рассмеялся.

– Вот это да! – восхищенно сказал он. – Не женщина, а кремень!

Нора улыбнулась ему и поднялась на ноги. Посмотрев на меня, она перестала улыбаться.

– Ник, с тобой...

Я сказал, что, по моему мнению, ничего страшного не случилось, и расстегнул то, что осталось от моей пижамы. Пуля, выпущенная из пистолета Морелли, оставила на левой стороне моей груди борозду шириной дюйма в четыре. Из раны обильно струилась кровь, но сама рана была не очень глубокой.

Морелли сказал:

– Не повезло. На пару бы дюймов повыше – и все было бы совсем иначе, и при том гораздо лучше.

Полицейский, который восхищался Норой – это был крупный мужчина лет сорока восьми – пятидесяти, с волосами песочного цвета, одетый в серый, неважно сидящий на нем костюм, – наотмашь ударил Морелли по лицу.

Кейзер, управляющий гостиницы «Нормандия», сказал, что вызовет доктора и направился к телефону. Нора бросилась в ванную за салфетками.

Я наложил на рану салфетку и прилег на кровать.