Начальник участка выжал в этот день из заключенных все соки, как, впрочем, и во все остальные дни. С наступлением темноты всех отогнали назад в «обезьяний дом». Но и там их не ждали ни душ, ни уют. Заключенных раздели донага и прогнали под струями воды из шлангов, которые держали белые охранники, — это заменило душ. Затем пришлось надеть ту же самую грязную, пропитанную потом одежду. На ужин дали холодную овсянку, кофе, галету и бобы; все это навалили в оловянные миски на кухне. Заключенные быстро проглотили еду под пристальным надзором вооруженных охранников. Ели руками, усевшись на корточки во дворе, после чего все вернулись на кухню и бросили миски в котел с кипящей водой.
Потом заключенных загнали в «обезьяний дом». Картежники уселись за карты, словоохотливые продолжили бесконечные рассказы о злачных местах, где они когда-то веселились, а помешанные и больные забились в уголки, каждый в свой собственный маленький ад, где бормотали бессвязно себе под нос. Эрл задвинул свою койку в угол и заснул чутким сном.
На следующий день в четыре часа утра все началось снова, все то же самое, и так продолжалось и продолжалось: жар солнечного утра, злорадные издевки обезьяноподобного Окуня, полные ненависти взгляды Полумесяца, песни о Рози и о надежде на избавление. Снова и снова. Опять и опять. И больше ничего, если не считать того, что время от времени Эрл ловил вдалеке отблеск линз. Неизвестный, следивший за ним, поставил это на постоянную, научную основу. А сам Эрл потерял счет времени. Сколько он уже здесь пробыл? Неделю, месяц, год? Каждый день не приносил ничего нового.
Однажды, когда заключенные выбирались из колодца, настолько разбитые усталостью, что у них даже не было сил говорить, кто-то на мгновение прижался к Эрлу. Это был один из картежников, который вроде бы никогда не обращал на Эрла никакого внимания, однако он успел шепнуть Эрлу на ухо зловещее предостережение и тотчас отшатнулся в сторону, прежде чем кто-либо успел это заметить.
— Сегодня тебя будут убивать, белый парень. Полумесяц со своими дружками. Они будут с ножами.
Сэм пристально всмотрелся в фотографию. На ней был снят поразительно красивый мужчина — и, если исходить из того, что красота внешняя влечет за собой более существенные достоинства, человек благородный.
Покойный Дэвид Стоун, доктор медицины, майор медицинской службы армии Соединенных Штатов, смотрел на Сэма из официальной обстановки фотостудии, чуть тронутый сепией, как это было принято в 1943 году, когда была сделана фотография. Он с гордостью носил военную форму, и под змеей, обвивающей жезл, — эмблемой военных медиков, сверкающей в петлицах, тянулся длинный ряд орденских ленточек, которые свидетельствовали о блестящей карьере. У Дэвида Стоуна были жемчужно-белые зубы, он носил тоненькую полоску усиков, а его волосы были аккуратно зализаны назад и набриолинены. В целом он внешне напоминал философствующего принца.
— Он был очень хорошим человеком, — вздохнула вдова Стоун.
Сэм сидел у нее дома в Балтиморе, в квартире на восьмом этаже, выходящей окнами на показную красоту просторной лужайки с прудом, окруженным ухоженными деревьями, которая именовалась парком Друид-Хилл.
Миссис Стоун тоже была очень красивой женщиной. В чертах ее лица было что-то орлиное, а ее глаза, воплощение ночной тьмы, оставались при этом живыми, веселыми и необычайно умными. Эти глаза были созданы для смеха, но только не для похабного, непристойного гогота, а скорее для утонченного веселья ума, эрудиции, меткого словца.
Сэм отчетливо представил покойного доктора Стоуна и его супругу семейной парой: как прекрасно они подходили друг другу, как дополняли друг друга, с его неотразимым благородством и с ее умом и ослепительной красотой. В них было что-то от Новой Англии, что-то такое, что Сэму довелось мельком увидеть во время пребывания в Нью-Джерси и Нью-Хейвене: мир блестящий, но замкнутый в себе, неприступный, проникнуть в который посторонний может, только если он обладает исключительным талантом, добился исключительного успеха или происходит из исключительно благородной семьи, Сэм, лишенный всех этих трех качеств и, больше того, сознающий, что ему недостает чего-то большего — как он догадывался, способности поражать окружающих, — прекрасно понимал, что никогда не будет вращаться в таком обществе. Для него цель жизни состояла в том, чтобы ловить насильников и грабителей в маленьком округе в западном Арканзасе. Ни одна женщина с Восточного побережья этого не поймет, а Сэм, когда дело доходило до объяснения своих устремлений, безнадежно терялся. Одна лишь Конни Лонгакр, из-за своего трагического замужества застрявшая в глуши округа Полк, смогла понять Сэма, да и то после того, как долго и усердно присматривалась к нему.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу