Стивен Хантер - «...И ад следовал за ним»

— Что, мистер, хотите еще раз попробовать моей дубинки? Клянусь богом, в следующий раз я проломлю вам череп!

Сэма повалили на землю, перевернули на живот, заломили руки за спину и надели наручники.

— Готово. Тащите его на улицу!

Сэма потащили из лачуги. Он разглядел, что имеет дело с тремя помощниками шерифа, крепкими ребятами, привыкшими применять грубую силу, общаясь с другими людьми. Свет фонариков слепил Сэма, но больше всего его выводили из себя наручники. Он был просто взбешен. Еще никогда в жизни на него не надевали наручники!

— Черт побери, что вы делаете? Я практикующий адвокат, служитель закона, и, во имя всего святого, вы не имеете права...

Второй удар обжег ему руку, и Сэм, пошатнувшись от боли, повалился на землю.

— Теперь он надолго умолкнет, — удовлетворенно заметил всадник, который, судя по всему, был здесь главным. — Грузите его в скотовозку, и трогаемся в путь.

Здесь пахло сосной. Аромат был довольно приятный, какой-то свежий, чистый. Повсюду лежали сосновые иголки, светло-коричневые и пушистые, похожие на пучки перьев.

И все-таки это была тюрьма.

У Сэма распухли оба плеча, и, когда он неуклюже засучил рукава, обнажились два багрово-желтых рубца — оставленные опытной рукой, они пересекали наискосок оба бицепса. Ни размерами, ни твердостью один нисколько не отличался от другого. По сути дела, они были зеркальными отображениями друг друга. Все кости были целы, разрывы на коже отсутствовали, — только косые выпуклые следы в тех местах, где дубинка соприкоснулась с плечом. Оба удара были нанесены с одинаковой силой, под одним и тем же углом, и оба произвели одинаковое действие. Руки Сэма онемели, пальцы ничего не чувствовали. Он мог совершать лишь самые простые движения. Когда ему пришлось помочиться в ведро в углу, расстегивание пуговиц ширинки стало настоящим кошмаром. Но Сэм не мог допустить, чтобы это сделали его тюремщики; к тому же еще неизвестно, сделали бы они это или нет.

Сэм понимал, что его избил знаток своего дела. Человек, которому уже приходилось бить людей, который критически оценивал свои успехи, занимался дальнейшими исследованиями в этой области и теперь знал, куда бить, как бить, с какой силой и какие после этого останутся следы. От этих двух ссадин на плечах Сэма примерно через неделю ничего не останется. Если не успеть запечатлеть их на фотографии, все дело сведется к показаниям Сэма против показаний помощника шерифа, а разбирать дело в каком-нибудь убогом суде штата Миссисипи будет провинциальный судья, считающий, что Арканзас находится по соседству с Нью-Йорком — тем самым Нью-Йорком, рассадником коммунизма.

У Сэма ныла голова. Сквозь пелену боли прорывалась бессильная ярость.

Тюрьма находилась где-то в лесу, и в камере чувствовалось близкое соседство сосен, ибо дуновения ветерка доносили шелест хвои.

Прижимаясь к прутьям решетки, Сэм в который раз окликнул тех, кто скрывался в глубине коридора:

— Я требую встречи с шерифом! Вы не имеете права и законных оснований задерживать меня. Подобное беззаконие вам даром не пройдет!

Однако никто даже не трудился ему отвечать, и лишь однажды неотесанный помощник шерифа просунул между прутьями миску с бобами, несколько кусков сухой, пересоленной ветчины и ломоть черствого хлеба на оловянной тарелке и кружку кофе.

Неужели он находится в тюрьме?

Неужели это и есть знаменитая Фиванская исправительная колония, куда отправляются гнить заживо ниггеры, преступившие закон?

Подумав, Сэм все же пришел к выводу, что это не так. Здесь царило ощущение унылого запустения, которое усугублялось тишиной леса, лишь изредка нарушаемой щебетанием птиц. Окно было слишком высоко, чтобы в него заглянуть, а в темном коридоре ничего не было видно. У Сэма болели руки, болела голова, болело оскорбленное достоинство, но самую сильную боль доставляло ощущение того, что рухнула система. Пошатнулись основы его мировоззрения. Так обращаться с людьми нельзя, особенно с такими людьми, как он, то есть белыми, образованными, достаточно состоятельными. Система не имеет смысла, если она не защищает подобных людей, и, следовательно, ее необходимо подправить.

— Черт побери, ребята, вы за это заплатите! — крикнул Сэм в никуда.

Впрочем, не поступило никаких свидетельств того, что его кто-то услышал.

Наконец уже ближе к вечеру, часов через пятнадцать-шестнадцать после ареста, за Сэмом пришли двое охранников.